— Например? — поинтересовался Зимин, не в силах отвести взгляд от маленькой сокровищницы.
— Вечером у нас званый ужин, — напомнил я, — на котором, помимо прочих буржуев, будет глава гильдии убийц, возможно, способный пролить свет на исчезновение Клары Подольских. Поговорить с ним надо и желательно наедине, так что пока я буду вести деловые разговоры, будешь развлекать дам.
Баня разочаровала меня, оказавшись обычной финской сауной с сухим паром и прочими прелестями импортной культуры, далекой русской душе. Ни тебе веников, ни шаек, ни кипятка на раскаленные камни. Как получилось воплотить её в этом мире, сказать затрудняюсь, но сама процедура пошла на пользу моему исстрадавшемуся организму. Распаренный я выскочил во двор и сиганул в здоровенный чан с прозрачной холодной водой, наконец, почувствовав себя человеком. Даже постоянная ноющая боль в ноге отступила, дав место бодрости духа и свежести мысли.
Славик от бани отказался, предпочитая здоровому духу плескание в деревянной бадье, называемой в этом мире не иначе как ванна. Не понимаю, что люди находят в скучном сидении в ванне, плескаясь в собственной грязи и мыля голову куском мыла или шампунем с огромным количеством различных химических добавок. Джакузи, это еще весело, еще лучше душ, а баня становится на самый верх гигиенической цепочки. Что для русского баня? Лечение? Образ жизни? Приятное времяпрепровождение? Да все вместе, и еще тысячи причин в её пользу. Несчастный городской житель, запертый в тесной бетонной коробке, начисто лишен этой удивительной штуковины и выбирается в нее по особому случаю. Лично я всегда тосковал по бане, одно время даже мысля частное строительство. Купить кусок земли, выстроить свой дом, посадить дерево, баньку отгрохать по всем правилам, с предбанником, купелью и со всеми остальными прилагающимися делами, красота и загляденье. Мысли эти, впрочем, пришлось вскоре отбросить, после составления калькуляции самого строительства и планирования затрат на содержание частного дома с электричеством и горячей водой в обнимку. Было это давно, в той, прошлой моей жизни. Жизни человека, продающего электрические лампочки.
Кто-то из слуг мужчин принес мне чистое исподнее, аккуратно разложив его рядом с сюртуком и брюками, и, облачившись во все свежее, я выбрался на улицу, подставив разгоряченное лицо прохладному весеннему ветру.
В воздухе витал страшный дух празднества. Близился прием, от которого зависело, смогу ли я стать преуспевающим негоциантом или выйду вон через черный ход для неудачников.
— Вот чего не могу понять, — делился я с Ярошем, сидя на скамейке в парке, в то время как на большой лужайке возводился шатер и расставлялись столы для фуршета. — Зачем вообще придуманы эти чертовы пластиковые лицензии? Казалось бы, все блага цивилизации, которые могут прийти в головы подданных этого королевства, способны появиться за счет некого золотого запаса, не более. К чему эти препоны?
— Мой друг, — покачал барон головой и поплотнее закутался в полушубок. — Вы очень недальновидны, раз забываете, что кроме заезжих иномирян, торговлю ведут и другие. Они объединены в гильдии, у гильдий есть свои законы и порядки, нарушать которые, считай, ставить под сомнение честность самого торговца и качество товара. Дай Его Величество вам карт-бланш, другие бы просто взбунтовались, и так оттесненные с передовой вашими невероятными вещами.
— А зачем выносят арбалеты? — удивился я, глядя, как два дюжих мужика тащат на себе эти неповоротливые, громоздкие и смертоносные устройства.
— А по горшкам пострелять? — удивился Грецки. — Милейшее дело, знаете ли, да и забавно наблюдать за пьяным соседом, отчаянно мажущим по мишени. Сами догадались устроить фуршет в парке, али кто надоумил?
— Надоумили, — честно признался я, мысленно ставя плюс управляющему. — Только все равно не возьму в толк. В доме и теплее, и уютнее, и вообще масса преимуществ, отсутствующих на открытом воздухе в холодное время года.
— Тут тоже свои порядки, — кивнул барон, скрестив руки на груди. — Чтобы отмечать что-то в помещении, надо приглашать не менее трехсот гостей, своеобразный бал. Балы у нас могут устраивать только особы королевской крови, а нам сиволапым не положено. Максимум что можно себе позволить, это выставить шатер, так что бурные зимние гуляния проходят с большим количеством алкоголя и горячих мясных закусок. Обычай тоже древний и по-своему абсурдный, но посмевший устроить прием под сводами крепче парусины, рискует головой, так как действиями своими оскорбляет монаршую особу.
— Законы — это наше всё, — улыбнулся я. — Не поверите, барон, но даже в нашем обществе, шагнувшем в уровне технологического развития далеко вперед, до сих пор сохранились абсурдные анахронизмы. К примеру, в шестом веке от Рождества Христова было принято поздравлять людей, которые чихнули, поскольку считалось, что они при этом изгоняют зло из своих тел. Во время Великой чумы в Европе папа принял закон, по которому предписывалось говорить «Да благословит вас Бог» тому, кто чихнул. Кажется, он действует до сих пор.
Слуги наконец справились с непослушным шатром, вбив колья и растянув веревки так, чтобы придать ему какое-то подобие нормального купола со стенами, и на стол принялись расставлять горячительные напитки. С другой же стороны уже устанавливали переносные жаровни, разжигали огонь, готовя нужное количество углей для мяса и птицы. И вообще скучный весенний сад, в той его поре, когда деревья еще не начали цвести, и даже днем было еще прохладно, приобретал нарядный и праздничный вид. Заняты были все. Кто-то подметал дорожки и раскидывал по углам кучи снега. Кто-то расставлял масляные фонари на высоких ножках, призванные освещать застолье и подступы к шатру. Кто-то выносил скамейки, доставая их из дровяного сарая с заднего двора, для тех из гостей, кто решит немного отдохнуть. И под конец прибыл небольшой ансамбль веселить высоких гостей музыкой и пением.
Наконец настал тот час, когда к растительным воротам представительства, которые охраняли хмурые городские стражи, начали прибывать первые гости. Я и барон, прибывший на празднование без своей второй половины, — Грецки пожаловался на внезапно разыгравшийся острый приступ мигрени у дражайшей супруги, — встречали гостей на центральной аллее, а Зимин зорко следил за количеством алкогольных напитков, которые предстояло выпить приглашенным, закусывая умопомрачительными блюдами штатного повара. Запах яств, распространявшийся из флигеля, заставлял бурлить даже сытые желудки и наполнял рот слюной.
Первыми прибыли носилки с господином Алюшем вместе с супругой и старшей дочерью, прыщавой худой девушкой с «плоскоглазием» и плоскостопием. «Плоско» у нее было во многих местах, но обо всех упоминать в приличном обществе попросту не принято, так что эти подробности я опущу. Алюш был худощав, безбород и в отличном настроении в преддверии доброй старой пьянки, а являясь еще и главой гильдии негоциантов, имел на это полное право. Чай, к коллеге по цеху прибыл, ни к кому-нибудь. Жена его, тихая и немногословная, на контрасте с луженой глоткой мужа терялась, превращаясь в бледную тень старшего негоцианта, а вот дочка была мерзка и визглива. Более того, не замечая всех недостатков своей внешности, считала себя красавицей, чему в другом обществе и при других обстоятельствах, возможно, способствовало отцовское состояние. Алюш был богат, о чем свидетельствовал его богатый тулуп, обшитый по краю какими-то по всем признакам редкими шкурками. Пуговицы того тулупа были с золотым напылением, наша земная технология, и ввиду этого стоили неприлично дорого.
