— Я что, спорю? — поморщилась Женька. —
Конечно, обязаны, только давай не будем торопиться и как следует осмотримся.
— Давай, — согласилась я, и мы немного посидели на
травке, оглядываясь.
Не похоже, чтобы поблизости, кроме комаров, водились еще
какие-нибудь живые существа.
— Пойдем, что ли? — вздохнула подружка, и мы
направились в глубь острова. Трава здесь не была особо высокой, и Колины следы
мы вскоре потеряли.
Я немного порыскала вокруг, пытаясь отыскать их, но без
толку. — Тропинка, — вновь перешла на шепот Женька. Следы она не
искала, а просто отошла метров на двадцать в сторону от меня и теперь стояла с
растерянным видом. Я приблизилась и действительно увидела тропинку. Не сказать,
что ею часто пользовались, однако и сомнений в том, что это тропа, тоже не
возникало. — Пойдем? — предложила Женька, и мы пошли.
Где-то через полкилометра тропа раздвоилась. Мы постояли с
умным видом и решили идти направо. Вскоре мы уперлись в заросли, плотной стеной
разросшиеся на несколько метров, однако в зарослях был проход, туда и вела
тропинка. Женька забежала вперед, раздвинула ветки, сделала с десяток шагов и
заорала так, что я, ни секунды не колеблясь, бросилась оттуда со всех ног.
Когда я выскочила из зарослей, выяснилось, что Женька по непонятной причине все
еще там. Это напугало меня больше ее крика, но тут она позвала:
— Анфиса… — А я приободрилась, потом устыдилась и вновь
полезла в заросли, пообещав доставить себе удовольствие и отвесить подружке
хороший подзатыльник.
Женька сидела на земле, опершись на руки, спиной ко мне, и
со вздохом изрекла:
— Кто ж до такого додумался?
Решив беречь себя от стрессов, я осторожно приблизилась,
раздвинула ветки и собралась заорать, но так как Женька сделала подобное
раньше, надобность в этом отпала, и я просто стояла, дыша ртом и пытаясь
ответить на ее вопрос: кто до такого додумался?
В центре небольшой полянки, вокруг которой сплошной стеной
росли высокие кусты, стоял столб, врытый в землю. В верхней части столба,
обращенной к нам, была вырезана жуткая физиономия, работа грубая и сама по себе
особого впечатления не производящая. Чуть ниже висела маска, сделанная из куска
коры и жутко размалеванная. к ней были прицеплены длинные разноцветные полоски
ткани.
Вокруг столба на вбитых в землю кольях висели тушки птиц, в
основном ворон и сорок. Я насчитала двадцать штук. Деревянный идол был вымазан
чем-то, подозрительно напоминающим кровь. Если б не несчастные птицы,
подвешенные кто за крыло, кто за лапку, представшее нашим очам зрелище скорее
бы вызвало мысль о детях, которым пришла охота поиграть в таинственный остров,
дикое африканское племя и прочее в том же духе. Однако общий вид наводил на
мысль о шизофрении, а отнюдь не о детских фантазиях.
Женька наконец-то поднялась с земли, и мы вдвоем
приблизились к деревянному идолу.
— Это Кукуй? — спросила она, я пожала плечами,
оглядела столб и с уверенностью заявила:
— Он стоит здесь недавно, может, год, может, два. Но не
больше.
— Откуда тебе знать такие вещи? — нахмурилась
Женька.
— Дерево гниет в земле, а это совсем новехонько.
— Неужто кто-то решил возродить древний культ и с этой
целью установил здесь данное убожество?
— Какой древний культ? — поморщилась я. —
Чтобы восстановить что-то, надо по крайней мере знать, как это выглядело
раньше. Об идолопоклонстве у славян толком ничего не известно.
— Ты точно знаешь? Анфиса, я тебя безмерно уважаю, но
образование у тебя экономическое…
— А что твое образование?
— Ну… я себя никогда особо не утруждала… Потом
влюбилась, потом он мне разонравился…
— Кто?
— Антон. Я тебе не рассказывала?
— При чем здесь Антон? — начала злиться я.
— При том, что мы сходились, расходились, и я была
очень увлечена этим, и основные дисциплины… как бы это выразиться… не очень-то
меня волновали. Я оказалась заядлой троечницей. Славяне были белокурыми и
как-то раз прибили щит к воротам Царьграда. Это все, что мне известно о
предках. А тебе?
— Мне чуть больше, — вздохнула я. — Но все
равно, восстановить культ невозможно, раз нет письменных источников, молитв,
например, или священных книг, как Библия или Коран. Зато культ можно придумать
заново.
— Вот-вот, какой-то шизик занялся этим и поставил здесь
этого урода…
— А потом принялся убивать людей, чтоб сохранить
наличие здесь данного урода в тайне?
— Убивать — это еще вилами на воде. Мы не знаем, кто
убил, за что убил… Слушай, давай выбираться отсюда, у меня от этого страшилища
голова болеть начинает, вон глазищи-то вылупил.
Я с Женькой была согласна: находиться в новоявленном капище
удовольствие ниже среднего. Покидая заросли, я почувствовала что-то вроде
разочарования. Я-то надеялась обнаружить разгадку всех тайн, а вместо этого
деревянный болван и несчастные птички и, главное, — никакого намека, как
все это связано с происходящим в Липатове.
— Но ведь Коля зачем-то приезжал сюда? — подумала
я вслух.
— Значит, здесь было что-то, указывающее на его
личность. Он не хотел, чтоб его уличили в поклонении идолу поганому, и
заблаговременно принял меры.
Между тем мы вернулись к развилке и теперь отправились по
другой тропе.
Через некоторое время она вывела нас к навесу, покоящемуся
на четырех столбах, посередине стояли стол и две скамьи. Слева осколки
стеклянной посуды, какой-то мусор, дальше навес пониже, три колышка с длинными
цепями и с ошейниками на концах цепей. Женька испуганно замерла, приглядываясь
к ним, затем подобрала один ошейник и примерила на свою шею, после чего
прошептала:
— Анфиса, здесь держали пленников. Возможно, их
приносили в жертву.
Но я с выводами не торопилась, присела на корточках,
разглядывая находку.
— Собак здесь держали, — вздохнула я. — Вон и
миски валяются.. Одного ошейника не хватает, цепь порвана..
— Собачка убежала? — сообразила Женька.
— Скорее всего именно она наводила ужас на Липатове.
— И вы повстречали ее с Василием Ивановичем.
— Бедный пес, — вздохнула я. — Носился по
болоту несчастный и голодный.
— Вот-вот, несчастный, — скривилась Женька, —
оттого и сожрал Горемыкина.
— Никого он не сожрал.
