— Супруг, — нахмурилась я и почему-то сразу
почувствовала себя глубоко несчастной. Какой он супруг? Я уже четыре дня в этом
Липатове, вокруг горы трупов, а Ромке и горя мало. Интересно, чем он вообще
занят? Вопросов у следователя было немного, а отвечала я, по причине неожиданно
нахлынувшей тоски, вяло, и вскоре мы расстались.
Не успела я вернуться на веранду, как писатель бросился ко
мне со словами:
— Какого черта вы выдумали эту сказку?
— Что? — растерялась я.
— Какого черта вы выдумали, что ночью ко мне кто-то
приходил?
С Женькой беседовали раньше, чем со мной, после нее как раз
опрашивали Владислава Петровича, тут-то он и узнал от следователя о наших
показаниях.
— Я ничего не выдумала, — ответила я с
достоинством, по крайней мере, на это рассчитывала. — Я действительно
слышала, как вы разговаривали ночью с мужчиной…
— С каким мужчиной? — удивился Бороднянский.
— Я его не видела. Только слышала.
— А я слышал, что вы вовсе не из газеты, а детективы
пишете. Так вот, уважаемая, жизнь — это не литература. Из-за ваших глупых
бредней у людей могут быть неприятности. Вы отдаете себе отчет?
Слово за слово, и мы многое чего успели сказать друг другу.
В крайней досаде, хлопнув дверью, Владислав Петрович удалился в свою комнату.
Поле битвы, таким образом, осталось за мной, что, впрочем, не очень-то и
радовало. Конечно, писатель — подозрительная личность, но если все-таки к
убийству отношения не имеет, то выходит, что я оклеветала человека. Впрочем,
какая же клевета, если разговор я и в самом деле слышала?
Совершенно несчастная, с головной болью, я сидела возле окна
и мучилась своими мыслями. К тому времени милицейские чины покинули Липатово
(правда, участковый предпочел остаться в деревне), а у нас появился Горемыкин.
То есть он пришел гораздо раньше вместе с жителями и все это время проявлял
повышенную активность, желая быть в курсе событий. Ближе к вечеру он утомился и
остался у нас ужинать. Писатель к ужину не вышел. Лидия Артуровна смерила меня
гневным взглядом и заметила:
— Удивительно, как мало у некоторых людей совести.
Я неожиданно покраснела, а Женька рявкнула:
— Вы дур из нас делать прекратите. Что мы слышали, за
то отвечаем. Ваши тайны нам по фигу, но здесь убийство, и промолчать мы не
могли.
— Нормальная гражданская позиция, — хмыкнул
Валера, и Бороднянская сразу же накинулась на него.
— А вы что зубы скалите? Моего мужа пытаются смешать с
грязью, а почему? Потому что каким-то девицам что-то там послышалось. А .между
тем господам из органов следовало бы обратить свое внимание на вас.
— С какой стати? — поднял брови Валера.
— А с какой стати нормальному человеку носить с собой
оружие?
— Так вот почему вы так стремились в мою
комнату, — засмеялся он. — При этом давали понять, что готовы к
супружеской измене. Хотели порыться в моих вещах? Вынужден вас разочаровать,
Лидия Артуровна, у господ милиционеров ко мне никаких претензий. Я, видите ли,
состою сотрудником смежной организации, крупной охранной фирмы, которая
призвана всемерно и со всей ответственностью с органами сотрудничать.
Разрешение на оружие у меня есть, а прихватил я пистолет потому, что места
здесь глухие, дорога дальняя, а у меня тачка дорогая. В области за последний
месяц одиннадцать случаев разбойных нападений с целью захвата транспортных
средств. Это первое. И второе, еще неизвестно, был ли найденный мужчина
застрелен. Скорее всего, нет, раз выстрелов никто из нас не слышал. И
в-третьих, очень сожалею, но в ночь заселения сюда Анфисы и Евгении я плохо
спал и, каюсь, тоже проявил любопытство, оттого ответственно заявляю: разговор
вашего мужа с неизвестным имел место быть. Я не сообщил о нем следователю
просто потому, что успел забыть о нем, так как никакого значения этому факту не
придал.
— Да вы с ума сошли, — ахнула Лидия
Артуровна. — У моего мужа здесь нет знакомых. Откуда им взяться, раз мы
впервые в этих местах? Нет, это какой-то заговор, — заявила она
возмущенно.
— Я думаю, вам стоит поговорить с мужем, —
заметила я. В какой-то момент мне стало жаль женщину, и я подумала, возможно,
ей и в самом деле ничего не известно. — Если к нему приезжал какой-то
знакомый, лучше сообщить об этом, не вызывая подозрений. Установлено, что в ту
ночь на лесной дороге находились двое мужчин, один назвал другого «Саша» и
предложил сойти с дороги, а затем, скорее всего, убил. — В этот момент
что-то упало, мы дружно вздрогнули и посмотрели на Горемыкина. Он растерянно
заморгал, затем виновато улыбнулся.
— Я хотел чаю… сегодня слишком много волнений. — И
стал собирать с пола осколки. А мы замолчали. Лидия Артуровна поднялась и,
гордо вскинув голову, покинула комнату. — Может быть, все-таки чаю? —
виновато предложил Горемыкин.
— Давайте чаю, — вздохнула Женька. Чаепитие прошло
в молчании. Я наблюдала за Иваном Ивановичем, который упорно избегал моего
взгляда и явно волновался.
— Иван Иванович, — обратилась я к нему, — а с
вами сотрудники милиции беседовали?
— Конечно.
— И что вы им рассказали?
— А что я могу рассказать? Топор мой, кстати, нашелся,
за бочкой лежал.
Я ничего не видел и не слышал. Так оно и есть… То есть, если
честно… я не уверен, что все это к чему-то приведет..
— Что приведет? — не поняла я.
— Вот вы сказали об этом ночном разговоре. Вы ведь не
видели Владислава Петровича, а только слышали голос. Но ведь обознаться так
легко, туман, звук разносится, преображается.
— Какой туман?
— Я просто к примеру. Я не уверен, что поступил бы
правильно…
— Вот так всегда, — нахмурилась Женька. —
Кто-то что-то видел, кто-то что-то слышал, но все об этом помалкивают. В
результате у нас раскрывается лишь сорок процентов преступлений. Да и те по
большей части случайно.
— Вы думаете, я… вы считаете необходимым…
— Следствию надо помогать, вот что я считаю, —
отрезала Женька.
Тут дверь распахнулась, и в комнату влетела Лидия Артуровна.
— Славе плохо…
— Что случилось? — первым пришел в себя Валера.
