У мадам обуви немного: босоножки, туфли на высоченном
каблуке и кроссовки (сухие), у самого писателя ботинки и резиновые сапоги, на
первый взгляд в них сегодня не выходили, однако. рифленая подошва говорила об
обратном, она была влажной. Скорее всего сапоги заботливо вытерли сухой
тряпкой, проделать такое с подошвой затруднительно. Значит, либо Владислав
Петрович не так давно выходил в этих самых сапогах, либо решил их вымыть на
ночь глядя. Я перебралась в комнату Валеры, но здесь меня постигло
разочарование: ничего такого, что позволило бы уличить его в том, что он тайно
покидал комнату.
Я вернулась в холл и услышала, как писатель раздраженно
говорит:
— Да, я выходил ночью. Мне не спалось, и я немного
прогулялся в саду, это что, запрещено?
— Нет, — торопливо заверил Василий
Иванович. — Я просто хотел узнать, не заметили вы чего-нибудь
подозрительного или, возможно, что-то слышали?
— Я ничего не видел и не слышал, — отрезал
писатель.
Дальнейший разговор никаких результатов не дал. Обычная
вещь: никто ничего не видел и не слышал, завтра прибудет милиция, и как бы нам
с подружкой при таком раскладе в дураках не остаться. Труп видели только мы и
голову тоже… Чего доброго — менты решат, что мы и есть преступницы, а воду
мутим, чтоб отвести от себя подозрение.
От этой мысли мне сделалось так нехорошо, что продолжение
разговора я даже не слышала, а в себя пришла, только когда Женька ткнула меня
локтем в бок, и я сообразила, что в холле остались мы вчетвером: участковый,
дежурная и мы с подругой. Девушка подтвердила, что Владислав Петрович
действительно выходил в парк и гулял минут пятнадцать, она лично за ним дверь
запирала.
— Это ничего не значит, — заметила Женька. —
Он мог выйти на пятнадцать минут, вернуться, затем выбраться через окно и
преспокойно стащить труп.
Я поведала ей о своих исследованиях и горестно вздохнула:
— В лесу как будто были двое. Но мадам и Валера,
похоже, комнат не покидали.
— А если кто-то из них не стал рисковать и свою обувь
просто выбросил?
— Тогда мы должны ее найти, — недовольно заметила я.
— Обувь? — вытаращила глаза Женька. — И где
ее искать?
— Не знаю.
Все это время Василий Иванович стоял рядом и взирал на нас с
интересом.
— Насчет обуви — это хорошо, надо бы ее найти. Еще
предложения есть?
— Есть предложение выпить чаю, — вздохнула Женька,
и мы пошли на кухню.
Пока закипала вода, я с потерянным видом таращилась в окно и
вдруг глухо простонала от неожиданной догадки.
— Ты чего? — испугалась подружка.
— Женя, я дура…
— Ну, что ж теперь…
— Да заткнись ты и послушай. Нам Иван Бородин что сказал?
— Он много чего говорил.
— Про Зеленого охотника. Напрягись. Он сказал, что тот
из логова не выйдет, если быть точной, он выразился так: ходить не будет. А
почему?
— Почему?
— Вспомни легенду, то есть страшилку эту дурацкую.
Женька сначала поморщилась, злясь на то, что я заставляю ее
шевелить мозгами в два часа ночи, затем вытаращила глаза и даже схватилась за
сердце.
— Потому что похоронили его голову…
— Ну, конечно.
— Господи, так ты думаешь…
— Разумеется, если Иван так уверен, это. значит одно:
он эту голову и похоронил.
— Мама моя, так это мы тогда с ним возле мельницы
столкнулись? Он с перепугу рюкзак выронил, а когда мы лежали в отключке, стащил
его и голову закопал. Неужто он того… голову, то есть… у какого-то приезжего?
— Вряд ли. У Ваньки в мозгах каша… Скорее всего он
обнаружил страшную находку и со своей точки зрения вполне логично предположил,
что голова принадлежит Зеленому охотнику, и он ее похоронил, чтобы тот наконец
угомонился.
— Девчонки, какая еще голова? — насторожился
Василий Иванович. Мы с Женькой сообразили, что о голове он ничего не знает, и
принялись объяснять.
Рассказ наш у участкового вызвал шок. — Ох, как
некстати, — закручинился он. — И так в районе обстановка не очень, а
теперь с этим охотником нас во всех газетах пропечатают. Ладно бы просто
убийство, а тут такое..; А эти сукины дети из района где? — чуть не плача,
возопил он и ударил ладонью по столу.
Мне его чувства были очень даже понятны. Дядька жизнь
прожил, увещевая не скандалить пьяных соседей, следил за тем, чтоб ребятня на
мотоциклах по дорогам не гоняла и не крала яблоки из чужих садов. Худшее
преступление — драка в клубе по пьяному делу или хищение комбикорма с фермы. И
вдруг такое.
Журналисты историю состряпают причудливее «Секретных материалов»,
а Иванычу расхлебывай. За мистику и по шеям надавать могут за милую душу, чтоб
другим неповадно было. А тут еще мальчишка несовершеннолетний и не совсем
здоровый, скажут, тоже недоглядел…
— Вот что, надо с Иваном поговорить и узнать, где он
зарыл голову, — заявила Женька. — Идемте.
— Сейчас? — приподнялся со своего места
участковый.
— С Иваном стоит поговорить нам, — сказала
я. — Увидев Василия Ивановича, он может испугаться и начнет в молчанку
играть. К тому же лучше будет, если кто-то здесь останется и приглядит за
постояльцами. Как бы не удрали.
Василий Иванович болезненно поморщился, не зная, что сказать
на это, потом махнул рукой:
— Идите. Только поосторожней, мало ли что… В случае
опасности кричите громче, — присовокупил он, чем отваги нам не прибавил.
И мы с Женькой понеслись в Липатове. Небо на востоке
понемногу светлело, и, если честно, особого страха не было. В доме Августы
Поликарповны горел свет, но открыли нам далеко не сразу. Хозяйка выглядела
сонной и удивилась нашему приходу.
— Иван дома? — спросила я.
— Пришел. Говорю, где тебя носит, а он плетет всякую
околесицу.
— А где он сейчас?
— Спит на терраске. Да зачем он вам?
— Августа Поликарповна, дело важное, Ваня должен помочь
следствию…
— Какому следствию? Неужто натворил чего? Так ведь он
слабоумный, с него какой спрос…
— Не думаю, что он что-то натворил, но может знать, что
здесь происходит. Идемте к нему.
Иван Бородин не спал. Когда мы вошли, приподнялся на локтях
и спросил шепотом:
