— Да ладно, ты чего, шуток не понимаешь? Я махнула
рукой, сделала еще несколько шагов и настороженно замерла. Рядом кто-то был,
точнее, кто-то поднимался от реки в нашем направлении, Человек шел не торопясь,
печатая шаг.
— Слышишь? — прошептала я Женьке, та навострила
уши и загнусила:
— Ты меня нарочно пугаешь, чтоб я не вредничала.
— Да послушай ты… — Шаги приближались, теперь Женька
просто не могла не услышать их. — Идет кто-то…
— Ага. Вот что, давай отдохнем вон в тех кустах.
Мы свернули с тропинки, притаились за кустами и стали ждать.
Казалось, прошло никак не меньше пяти минут, хотя это, конечно, ерунда, просто
ожидание было чересчур утомительным. Шаги неожиданно стихли. Я подумала:
человек затаился, может быть, тоже слышал наши шаги, а теперь гадал, куда мы
исчезли. И тут из тумана возникла огромная фигура. Сапоги, штормовка, капюшон,
надвинутый на самое лицо, шел он чуть наклонившись вперед, и, ей-богу,
казалось, что его ноги в огромных сапогах не касаются земли. Он был гораздо
выше нормального человека, невероятно широк в плечах, руки держал в карманах,
лица, скрытого капюшоном, было не разглядеть, хотя прошел он совсем близко,
метрах в трех от нас. Собака на болоте вновь завыла, протяжно и страшно.
Человек замер, прислушиваясь, затем задрал голову и тоже завыл, вой на болоте
мгновенно смолк, а человек довольно хихикнул и зашагал дальше. Когда я увидела
его сбоку, то решила, что он горбун, и только потом, когда он исчез в темноте,
сообразила, что на правом плече у него висел рюкзак. Однако кто бы ни был этот
тип, напугал он меня изрядно. Я покрылась испариной и тяжело дышала, точно
загнанная лошадь.
Тут я сообразила, что Женька ведет себя странно, то есть не
подает признаков жизни, повернулась и увидела, что подружка сидит в траве с
наиглупейшим видом и готовится потерять сознание.
— Эй, — позвала я, — это просто кто-то из
местных, припозднился и возвращается домой. Мы, кстати, в деревню тоже ночью заявились
и перепугали людей.
— Так я тебе и поверю, — пробормотала Женька.
— Не валяй дурака, — попробовала я вернуть ее к
реальности, но в настоящий момент это было делом нелегким.
— Это не человек, — твердо заявила Женька. —
Слышала, как он выл?
— Может, он так развлекается или настроение плохое. Вот
что, идем за ним, он пошел в деревню, сама убедишься, это обыкновенный человек…
— Хорошо, — неожиданно легко согласилась Женька,
мы выбрались на дорогу и бегом припустились по ней, в темноте различить ее было
нетрудно.
Я рассчитывала вскоре увидеть огромную фигуру в капюшоне,
твердо вознамерилась окликнуть мужчину и, по возможности, выяснить, чего ему
ночью не спится, и все это исключительно из желания сохранить Женькино душевное
здоровье. Но воющий тип в штормовке как сквозь землю провалился. Мы уже вошли в
деревню, а его так и не увидели.
— Его здесь нет, — вздохнула Женька.
— Он уже в доме, — бодро заверила я.
— Ничего подобного, он на болото ушел, его позвали, он
ответил — и туда прямым ходом… Чего ему в деревне делать?
— Женя, я тебя умоляю. На болоте ночью ему тем более
делать нечего. Он вошел в дом.
— В какой?
— Откуда мне знать? Он шел быстро и…
— Мы вообще бегом бежали и просто обязаны были его
догнать… Хорошо, — видя мое перекошенное от злости лицо, мрачно кивнула
Женька. — Если человек в дом вошел, там должен гореть свет…
— Не забывай, в деревне нет электричества.
— Неважно, человек должен с кем-то заговорить… В общем,
должно быть движение…
И мы занялись совершенно невообразимым по глупости делом:
начали обследовать дома на предмет наличия в них света и шума. Свет был лишь в
двух домах, у Августы и у Ивана Ивановича, но у того и другой тихо, похоже,
гости их не посещали.
— Это ничего не доказывает, — разозлилась я.
Женька выглядела задумчивой, тихой и даже отрешенной. —
Кстати, Ивана Ивановича стоило бы проверить, интересно, чем он по ночам
занят, — заявила я.
Подружка кивнула и поплелась за мной. Как выяснилось, Иван
Иванович по ночам спал, короткие занавески на окнах были задернуты, но,
взгромоздившись на скамейку в палисаднике, я смогла заглянуть в комнату и
увидела в свете керосиновой лампы господина Горемыкина, который мирно посапывал
на диване, укрывшись пледом в клеточку.
— А дядька темноты боится, — вдруг хихикнула
Женька и поежилась, после чего спрыгнула с лавки и не без удовлетворения
заметила:
— Ну что, убедилась? В деревне его нет.
— Ничего подобного. То, что в домах тихо, еще ничего не
значит, может, он не хотел никого будить.
— А на чем он приехал? — спросила Женька.
— На лодке, естественно.
— Значит, лодка должна быть у берега.
— Это если дядька прибыл один, а если вдвоем, например?
Его спутник мог назад вернуться.
— Мы бы услышали плеск, а мы не слышали, —
упрямилась Женька.
Кончилось тем, что мы вернулись к реке и тщательно
обследовали берег в том месте, где встретили мужчину.
— Только не вздумай сказать, что он ниоткуда не
приезжал, а просто здесь рыбу ловил, — заявила мне Женька. — Удочек у
него не было.
— Не было, — вынуждена была согласиться я, —
но это ничего не значит.
— Как же, — хмыкнула Женька. — Завтра в
деревне спросим, к кому гости пожаловали, парень приметный, росту в нем метра
два, и в плечах косая сажень.
— Слушай, — не выдержала я, — дался тебе этот
мужик. Мало ли кто здесь ходит…
— Нечисто здесь, — переходя на шепот, заявила
Женька. — И этот дядька вовсе не дядька…
— А кто? — хмыкнула я. — Оборотень с
болот? — Она не ответила, но загрустила. — Утром тебе будет
стыдно, — подвела я итог. — Ладно, бог с ним, с этим типом, идем к
мельнице, вон сколько времени потеряли.
— Слушай, может, это… домой вернемся? У меня ноги
промокли, и вообще…
— Хорошо, иди домой, — как можно спокойнее заявила
я.
— А ты?
— А я взгляну на мельницу. И я зашагала вдоль берега.
Женька, задумавшись на несколько секунд, припустилась за мной.
