— Ничего я не решил, — возмутился Димка. — Да и какой из меня судья? У самого рыло в пуху. Да так, что за всю жизнь не отмолить.
— Верующий, что ли?
— Да нет, это я так, к слову.
— Знаешь уже, что они за твоей головой пришли?
— Слышал. Только одного не понимаю. Кому я так насолить успел, что на меня охоту объявить решили?
— Разозлил ты их. Решился доить тех, кто сам привык дояром работать. А они этого не прощают. А самое главное, что ты точно знаешь, что у них на складах есть. Вот тут они большую ошибку сделали. Расслабились. А когда поняли, что ты в любой момент рот открыть можешь, убрать решили. Ты пойми, парень, там ведь не только компоты да варенья лежат. Там и медикаменты, и техника нужная, и много ещё чего есть. Да только всё это им самим нужнее. Вот и решили от ненужного свидетеля избавиться. Ты им теперь как кость в горле. Сам подумай. Человек не из их стаи, знающий о том, что где-то есть полные склады. И это при том, что народ едва от голода не загибается. Пайки строго нормированные, медикаментов почти нет, а те, что есть, бешеных денег стоят. Так что им гораздо проще от тебя избавиться, чем всё это просто так отдать.
— Зачем они тогда вообще начали мне что-то давать? — помолчав, задал Димка вполне логичный вопрос. — Не проще было сразу отказать?
— Привычка сработала. У них же вся жизнь на этом построена.
— На чём на этом? — не понял солдат.
— Ты мне, я тебе. И ладно бы только в мирное время. Плевать, пусть с ними жандармы разбираются. Так они и теперь, когда вся страна в руинах, продолжают по тем же принципам жить.
— А откуда вообще всё это взялось?
— Хранение. НЗ, слышал такое?
— Это в смысле на случай войны?
— Ага.
— А разве этими запасами не военные распоряжаются?
— Ещё чего?! Это для мирного населения заложено. У нас свои склады есть. Да только там всё по-другому. Ну с учётом нашей специфики. А гражданские склады после Второй мировой стали под землёй делать, и место их расположения тщательно скрывать.
— Это ещё зачем?
— На случай диверсии или предательства. Знаешь, почему в той войне в Ленинграде такой голод страшный был?
— Нет.
— И чему вас только в школе учат? В склады, где все запасы продовольствия были, авиационная бомба попала. Начался пожар. Что-то успели спасти, но так мало, что и говорить не стоило. А потом блокада началась. Вот и гибли люди пачками. Так что с тех пор эти склады стали строить с учётом всех допущенных ошибок.
— Ясно, — кивнул парень. А потом помолчав, добавил: — А мне-то что теперь делать?
— Как это что? Служить?
— У меня же здесь семья, родители…
— Не шуми. Знаю. Решим вопрос. Не бойся. Комендант придёт, сам ему обо всём доложу. Переселим их на охраняемую территорию. Не доберутся.
— Да уж, не доберутся. Это мне сегодня повезло, что Султан во дворе был. А так… — Димка расстроено махнул рукой.
— Я же сказал, решим. Не ной, солдат. С тех пор как я своих похоронил, у меня ничего, кроме службы, не осталось. Слово тебе даю, никто твоих стариков не тронет. Во всяком случае, на новом месте. Что уж там за периметром будет, сам понимаешь, никто гарантий не даст. А тут не посмеют, — жёстко отрезал капитан.
— Хотелось бы ещё знать, откуда такая уверенность, — мрачно проворчал парень, понимая, что откровенно нарывается на грубость.
— Есть причина. Я тебе уже говорил сегодня. Мы всю их группу боевиков взяли. Осталась только мелочёвка. Шестёрки из приблатнённых.
— Эти опаснее всего. Отморозки, — ещё больше мрачнея, отозвался Димка.
— Ничего. Этих взяли и тех возьмём. Да с ними ещё и проще будет. В рожи эту мразь знаем. Ты, главное, не забывай, что на тебя охота объявлена. Тебе теперь, как дикому зверю, всё время настороже быть надо. Главное, помни, что без тебя твои близкие пропадут. Ты за них в ответе. Только ты. Если будешь это помнить, тогда и жить тебе станет легче. И совесть мучить не будет. Я вот сам себя простить не могу. Даже спать толком не получается. Потому и рву этих тварей на части. Это война.
— Понимаю, — кивнул парень. — Вы сказали, что с отребьем проще. Как это проще?
— А вот так. Эти, в погонах, ходили. Можно сказать, из касты. А те просто отребье. Если потребуется, можно будет и пачку патронов в карман подкинуть.
— Это в смысле, как раньше менты пакетик с дурью?
— Ага.
— Ну и методы у вас.
— С волками жить… Это ведь не я эту невидимую войну придумал. Это они её затеяли, — вздохнул капитан. — Ладно, пойду дело доделывать. А ты к себе ступай. Нечего на всё эту мерзость любоваться.
Покорно кивнув, парень медленно поплёлся во двор. Первым, кто его встретил на пороге проходной, был всё тот же Султан. Пружинисто подбежав к парню, кобель старательно обнюхал его брюки и, громко фыркнув, лизнул в протянутую ладонь. Чуть улыбнувшись, Димка ласково потрепал пса по жилистой шее и, негромко приказав:
— Охраняй, — отправился в свой прицеп.
Но едва поднявшись в кунг, парень замер на пороге, растерянно глядя на самозабвенно рыдающую Настю.
— Ты чего ревёшь? — хрипло спросил Димка, медленно присаживаясь рядом с подругой.
— Ушёл… бросил… даже не спросил… а я тут… одна, — прохлюпала Настя, по новой заливаясь слезами.
— Я вообще-то на службе, — пожал плечами Димка.
— А я для тебя что? Развлечение, да? — вызверилась женщина.
— Да не мог я рядом с тобой сидеть, когда тут такое началось, — вяло огрызнулся парень.
— Началось? А когда закончилось? Ты даже не заглянул узнать, что со мной.
— А что с тобой могло случиться? — не понял Димка. — Ты же на улицу не высовывалась.
— Что? Глаза разуй, дуболом, — завопила Настя, тыча пальцем в стену.
Тяжело поднявшись, Димка всмотрелся в стену и, не удержавшись, в голос выругался. Четыре круглых отверстия отметили места попадания пуль в верхнюю часть стены, под самым потолком. Автоматная очередь прошила тонкую стену, словно бумагу.
— Вот именно, — фыркнула Настя, заметно успокоившись. — Забыл уже, что с твоей подружкой стало?
— Если ты про Наташку, то она никогда мне подружкой не была. Я тебе это уже говорил, — огрызнулся Димка, мысленно ругая себя за тупоумие.
— Не злись. Это я так, от испуга, — примирительно ответила женщина, подходя к нему.
— Я не злюсь. Я просто устал как собака.
— Ну по твоей собаке не скажешь, что она устаёт. Рожа скоро в двери не пролезет, — усмехнулась в ответ Настя. — И вообще, долго он ещё будет в одном с нами помещении жить? Тут и так не развернуться.
