Сообщение меня озадачило: с одной стороны, в том, что Ленка
укатила в Испанию, не было ничего удивительного — она легка на подъем, с другой
стороны, все сказанное Толиком вновь подверглось сомнению. Что, если Женька права:
он появился не случайно, а Ленку приплел для того, чтобы его рассказ выглядел
убедительным На самом деле он знать ее не знает, а то, что она с Пашкой в
Испании, очень ему на руку: проверить его слова я теперь не смогу. Если у
человека такие возможности — подготовить покушение на мою жизнь, спасти, все
обо мне разузнать, — то с кем, черт возьми, мы умудрились связаться? Это
соображение так меня расстроило, что я сразу же стала себя убеждать, что Толик
сказал правду. Людям надо верить. Пока я силилась привести свои мысли в порядок
и сосредоточиться на работе, позвонила Анька.
— Как дела? — спросила она весело.
— Нормально.
— Женька шефа захомутала?
— Само собой.
— То-то он сегодня порхает, точно бабочка, я имею в
виду очень жирную бабочку. А с обеда и вовсе смылся. Зачем Женьке этот
паршивец, не скажешь?
— У нее спроси. Ты чего вчера не приехала, мы ждали…
— Юлька заболела, пришлось забрать ее у бабушки. Как
домой привезли, так она и выздоровела. Сейчас сидит с Вадимом, надолго его не
хватит, так что я вслед за шефом сматываюсь. Заезжай после работы, чайку
попьем…
— Заеду, — согласилась я, после чего вторично
попыталась сосредоточиться на работе. Это удалось, и до шести часов я прилежно
трудилась. Верка ушла домой, потом уехал Денис, а я продолжала демонстрировать
трудовой порыв пустым стенам. Очень скоро мне это показалось глупым, я
позвонила Женьке, сначала на работу, потом к себе домой, не застала ее,
сообщила на автоответчик, что навещу Аньку, и наконец покинула офис.
Анька жила в новом районе, проще говоря, у черта на
куличках, и добираться пришлось на такси. По дороге я заехала в магазин, купила
коробку конфет, а трехлетней Юльке шоколадного мишку, нанеся тем самым
незначительный урон своему бюджету, который давным-давно вышел за разумные
рамки и грозился продолжать в том же духе.
— Надо жить скромнее, — выговаривала я себе, сидя
в такси. — Может, тогда и на новую машину соберу…
Машина мне досталась от родителей, точнее, от мамы. В
возрасте пятидесяти лет она вдруг влюбилась и полностью изменила свою жизнь, то
есть вышла за любимого, бросила преподавание и укатила с мужем в Москву. Он был
то ли депутатом, то ли просто очень ловким жуликом но устроился в столице с
большим шиком: квартира — почти в центре, «Мерседес» и пачка долларов в кармане
Выманив меня в Москву, новоявленный отчим отправился со мной в магазин и купил
мне шубу из чернобурки а мама, решив от него не отставать, подарила свою
машину, красный «Опель», который, опять же, приобрел ей супруг — Движение в
Москве ее пугало, и она была рада избавиться от машины. «Опелю» было семь лет,
но выглядел он прилично и никогда меня не подводил. Ленкин муж Пашка несколько
дней назад решил заняться сцеплением, и я отогнала «Опель» в его мастерскую.
Теперь Пашка в Испании, следовательно, машина на некоторое время избавлена от
Женькиных посягательств, чему я от души порадовалась. Доверить Женьке
что-нибудь дороже апельсина чистое безумие.
Машина въехала в арку, Анька стояла на балконе, увидев меня,
махнула рукой и что-то крикнула, я развела руками, показывая, что не
расслышала, и нырнула в подъезд.
Анька встретила меня в дверях, мы расцеловались (целоваться
нас всех приучила Женька, у нее просто страсть к поцелуям, а дурной пример, как
известно, заразителен). Я отдала подружке коробку конфет, а ее дочке Юльке мишку,
и через несколько минут мы уже пили чай.
— Давай колись, чего вы там затеяли, — нетерпеливо
напомнила Анька.
Я вкратце изложила предысторию нашего интереса к Аверину,
рассказала о его гибели и последующих событиях. Утаила лишь одно: самоличное
обнаружение трупа. Мне совершенно не хотелось, чтобы кто-нибудь еще об этом
знал. Женьки более чем достаточно. Анька человек неплохой, но язык у нее… в
общем, без костей. На этот самый язык я в настоящий момент очень рассчитывала и
не ошиблась.
— Помню я вашего Аверина, — кивнула она. —
Вполне приличный мужик, только с лишними деньгами.
— Почему это с лишними? — уточнила я.
— К нам ходят граждане двух категорий: первые — это те
кому давно пора в психушку, шизики, одним словом, никакой аналитик не поможет,
а вторые, как твой Аверин таскаются от безделья, хотя, может, не от безделья, а
от того, что не знают, чем себя, кроме работы, занять. В Америке у каждого
более-менее крупного бизнесмена свой психоаналитик, вот и до нас мода дошла,
хотя по-русски проще и не в пример дешевле: сел с хорошим человеком раздавил
пузырь — и пошли трепаться за жизнь, чем тебе не сеанс психотерапии? Но это для
трудовых слоев населения, а твоему Аверину приставать с вопросом: «Ты меня
уважаешь?» к алкашу возле пивнушки неловко, вот он к нашему Колобку и подался.
— А о чем они с Колобком говорили, ты не знаешь?
— Нет, конечно. Это ж страшная тайна.
— А давно он стал посещать психоаналитика?
— За пару недель до того, как разбился. Думаете, его
укокошили?
— Не знаю. Все, что знала, я тебе уже рассказала. —
На самом деле рассказала я немного, по большей части выдумывала, причем
страшную чепуху, но Анька девка неприхотливая и осталась довольна. — Такое
впечатление, будто кто-то решил разыграть мой роман в лицах. Само собой, нас
это слегка тревожит, вот и пытаемся понять, что к чему. Расскажи мне об этой
Стелле.
— Да нечего о ней рассказывать. Форменная стерва, кого
хочешь в гроб вгонит. Влетит точно фурия, ни минуты не подождет, а на нас
смотрит, как будто мы блохи. Так бы ей волосья-то и выдрала. Но клиентов за
волосья нельзя, — очень огорчилась Анька и тяжко вздохнула.
