Осетр пожал плечами:
– Испугался. Само собой как-то получилось…
– Свидетели были?
– Ну… Наваха и Кучерявый видели. Но их я тоже убил.
– Тогда они уже не свидетели.
– Кто еще видел, не знаю.
– Иными словами, вам светит обвинение в многочисленных убийствах. Правда, ваши жертвы – приговоренные к смерти преступники, что, в общем-то, увеличивает ваши шансы на благополучный исход. Но закон требует, чтобы я вас задержал.
Осетр снова пожал плечами, как бы говоря: «Воля ваша…»
– Тут еще одна сложность возникает, – продолжал Бабушкин. – Вы убили бандитов, а за своих они мстят жестоко. Так что, останься вы на свободе, я за вашу жизнь и медного гроша не дам. И получается, что нет у вас иного выхода, помимо помещения в камеру предварительного заключения.
И опять Осетр пожал плечами.
– Что вы плечиками поигрываете? Вы хоть понимаете, что все испортили?
– Я тоже думаю, что вам надо упрятать меня в камеру предварительного заключения. И вам будет спокойнее, и мне.
– Вы хоть что-нибудь узнали?
– Наверняка я не узнал ничего. Кроме того, что наш компаньон, кажется, принимает участие в каких-то весьма странных делах.
Бабушкин достал из стола сигарету, закурил и отравил атмосферу кабинета табачным дымом.
– Вы его нашли?
– Я его нашел. Но потом снова потерял.
– И где же вы его нашли?
– В лесу. Там, где добывают плоды храппов.
– А с вами там что случилось? Мне доложили, что вас привезли в лазарет.
Осетр в четвертый раз пожал плечами:
– Сказать правду, я и сам не знаю, что там со мной случилось… Это правда, что многие заключенные, долго работавшие на добыче плодов, сходят с ума?
– Правда. И не многие, а все поголовно. Лес как будто мстит людям за свои богатства.
– Тогда остается предположить, что он и мне пытался отомстить. С ума, правда, свести не смог, но вырубил напрочь. Во всяком случае, целый день у меня из памяти выпал… Простите за то, что не смог вам помочь. Кстати, убийц медсестры не нашли?
Майор Бабушкин потер подбородок, как будто у него болели зубы.
– Нет. Уголовное дело открыто, но никаких следов на том месте, откуда стреляли в Инну Музыченко, отыскать так и не удалось. Явно действовал профессионал.
– То есть вы думаете, что ее убил сотрудник имперских спецслужб?
– Я ничего не думаю. Чтобы думать, надо иметь улики, а у меня в кармане вошь на аркане! – Он встал. – Пора брать вас под стражу. – Он подошел к двери, открыл ее и сказал своему секретарю. – Лейтенант! Вызовите сюда дежурный наряд!
Глава шестьдесят первая
Нельзя было сказать, что боль отпустила душу Осетра, просто она стала менее острой – словно затаилась где-то в самых глубинах и ждала там, под затянутым тиной камушком, неведомо чего. Зато вернулась возможность размышлять.
И тут не потребовалось больших усилий, чтобы понять: Дед появился на Дивноморье не отдыха ради.
Осетр крутился под ионным душем, удивляясь самому себе, потому что млел от удовольствия, которое приносила эта процедура, не меньше, чем когда Яна была в пансионате. Крутился. Млел. И раздумывал.
Надо полагать, что Дед прибыл на курортную планету в связи с событиями, произошедшими на Крестах. Решил, так сказать, напрямую побеседовать с непосредственным их участником. И вот, кстати, вопрос: освобождение из-под ареста на Крестах не под Деда ли давлением произошло? Однако ж тот еще парень оказался кадет Приданников! Потенциальный преступник! На Кресты прилетел – арестован, на Дивноморье пожаловал – арестован. И там, и там, похоже, выпущен исключительно волевым порядком. То есть в нынешнем-то случае абсолютно точно волевым, раз Дед самолично высвобождал из-под стражи. Однако и на Крестах господин Бабушкин работал под давлением Деда. Но тогда получается, что «суворовская купель» сорвана, не прошел кадет Приданников главного испытания…
Впрочем, совершенно ясно, что ответ на этот вопрос будет получен очень и очень скоро.
Осетр выключил душ, просушил и расчесал волосы, надел мундир.
Жаль, нет с собой парадной формы. Но, как известно, за неимением гербовой пишут на простой!
К назначенному времени он поднялся на двенадцатый этаж и оказался перед дверью номера тысяча двести двадцать девять. Дверь тут же распахнулась – по-видимому, работала придверная камера системы безопасности.
В прихожей его встретил незнакомый мужчина в штатском костюме, и Осетр сразу же почувствовал себя весьма нелепо.
– Заходите, кадет Приданников!
– Благодарю вас…
Однако мужчина не представился, и Осетр чуть заметно пожал плечами – не гостю устанавливать правила общения в доме, куда приглашен.
– Прошу вас в холл!
Осетр шагнул в следующую дверь.
А вот Дед был в мундире. И даже в парадном. Сиял всеми своими звездами, как дневное небо в скоплении Плеяды. Ну почти так… Хотя, кто его знает, как там выглядит небо. Плеяды – это мерканская территория, Осетр никогда в том районе не бывал и вряд ли будет. Если только Плеяды в будущем не перейдут под юрисдикцию Росской Bмперии… Говорят, в Плеядах и днем звезды светят…
– Пройди-ка вот туда, кадет! – Дед кивнул на дверь, за которой, похоже, скрывалась спальня. – Там тебя ждет сюрприз.
У Осетра мелькнула дикая мысль, что за дверью этой прячется Яна по кличке Полина. Отловили ее Дедовы люди, сняли с транссистемника, вернули назад, на Дивноморье, и вот теперь она ждет своей участи, сидит там, дрожа, не зная, что случилось и что ее ждет, ибо ей, разумеется, никто ничего не сказал, и как только Осетр войдет, она испугается и начнет просить прощения, а он не скажет ей ни слова худого и великодушным взглядом даст понять: «Ты прощена!»
Он открыл дверь и почти не дыша вошел.
И чуть не разрыдался – не было там никакой Яны-Полины.
И вообще никого не было.
Там стояла трехлапая, похожая на перевернутый цветок вешалка, а на вешалке красовался белый парадный мундир «росомахи» с лейтенантскими погонами, и Осетру сразу стало ясно, кому предназначен тот мундир. У него было всего несколько секунд, чтобы успеть стереть с лица вселенскую обиду на Деда и его людей, которые и не подумали снимать Яну с транссистемника – да им это и в голову не могло прийти! – и суметь изобразить восторженную улыбку. И оказалось, что он способен на такой подвиг. Восторженная улыбка вышла на загляденье! Наверное, Яна-Полина была бы уязвлена, узнай, с какой скоростью подопечный справился со вселенской обидой…
Осетр поморщился. Подопечный – слово-то какое! Но чем оно хуже слова «возлюбленный», когда выясняется, что из двоих только один любил, а второй… вернее, вторая… просто выполняла неведомое задание?
