Слова застряли у меня в горле. Маленький язычок пламени родился в её руках и начал медленно падать, а я стоял, сжимая охапку лилий, и беспомощно смотрел, как жадные голубоватые язычки разбегаются по полу, лижут подол её платья, карабкаются выше и выше… Мертвые не чувствуют боли.
Огонь подбирался к моим ногам, жар опалял лицо, осушая текущие слезы. Я пятился, роняя цветы — и их тут же пожирало пламя. Она была хорошей актрисой, моя Эльза. Даже смерть не смогла изменить это. Не знаю, чего ей стоило заказать всё это масло и подготовить финальную мизансцену…
Я выбежал на крыльцо, чувствуя, как трещат и сворачиваются от жара отросшие за время путешествия волосы. Клуб огня вырвался из дверей, лизнул притолоку. Особняк полыхал — яркая свеча на фоне окутанного лиловым вечерним волшебством города. Я знал, что он сгорит дотла. Пожарные ничего не смогут сделать…
* * *
Я плохо помню следующие несколько дней. Я пил — пил страшно, без передышек, самое крепкое и дрянное пойло, чтобы хоть как-то заглушить терзавшую меня боль; и это помогало… Отчасти. Темные воды алкогольного забвения в чем-то сродни смерти; ты просто перестаёшь быть. Но рано или поздно приходится выныривать на поверхность.
Окончательно я пришел в себя на каких-то задворках. Одежда была перепачкана грязью и рвотой; всё тело болело, словно меня избили — а может, так оно и было на самом деле, не помню… Голова раскалывалась. Кое-как встав на ноги, я потащился домой.
На то чтобы привести себя в порядок и выспаться, ушли ещё сутки. Затем я направился в кафе Лакси. Мой приятель стоял за стойкой, меланхолично протирая стаканы. Черт, а не заделаться ли и мне барменом? Тихая, спокойная жизнь, где самое худшее, что может случиться — подгулявший клиент…
— Здравствуй, дружище.
Лакси оторвался от своего занятия и секунду-другую недоуменно таращился на меня, а затем просиял.
— Что, сразу не узнать, да? Тяжелые дни, старина, что поделаешь… Ничего, потихоньку выкарабкиваюсь. Сделай-ка мне чашечку твоего волшебного напитка. Да и перекусить бы неплохо, кстати говоря…
Вместе с кофе мне на столик лег конверт плотной бумаги. Я сломал печать с фамильным гербом Эддоро и прочел послание. Старый Ло приглашал меня в свое поместье — «в любое время, когда вы сочтете удобным». Что ж, почему бы нет. В городе мне всё равно делать нечего, к тому же, он наверняка захочет узнать мою часть истории… Позавтракав, я отправился в путь.
Он принял меня, как и раньше, в своём кабинете. Вся обстановка осталась прежней, кроме одной детали — на стене теперь висел портрет девушки в лёгком сиреневом платье. Юная Кеттери смотрела вдаль и слегка улыбалась.
— Сделано по фотографии, — сказал Ло, перехватив мой взгляд. — Хорошая работа, правда? Такая… Безмятежность.
— Пожалуй. Итак, вы уже знаете, чем закончилась наша экспедиция.
Он слегка кивнул.
— То, что видели ваши компаньоны, и то, что вы рассказали им… Но я хочу услышать вашу историю. Пожалуйста, не упускайте подробности.
Я принялся рассказывать. Он слушал внимательно, не перебивая — лишь чуть усмехнулся, когда я поведал о том, как удалось стравить шайки Тремора и Хеллисентиса. Описывая наши подземные приключения, я вновь упустил подробности, касающиеся золотой жилы и последних минут жизни барона Эль Талги. В моей версии мы просто отдыхали, когда Лереа неожиданно выскочила и перерезала ему горло.
— Замерзшие солдаты Конфедерации… — задумчиво протянул он, когда я умолк. — Вот оно, значит, что…
— Да. Негодяи мертвы, но в этом деле всё ещё остается много неясного. Как Тремору и остальным удалось разморозиться после столетней спячки? Почему они проснулись, одержимые жаждой убийства? Кто такой, дьявол его побери, этот доктор Барбудо?
— Вопросы, вопросы… — он вздохнул. — А знаете, Эдуар — того, о чем вы рассказали, просто не может быть.
Я слегка напрягся.
— В каком смысле? Вы что же, намекаете, что я лгу?
— О нет, вы вполне искренни… По большей части. Дело в другом. Никто не может пробыть в криобиозе сотню лет и остаться полноценной личностью. Вы этого не знали?
— Гм… Нет. Но Тремора и прочих трудно назвать полноценными, так ведь? Психопаты-убийцы…
— Я не о том. Как думаете, почему у нас не подвергают долговременной заморозке… Ну, смертельно больных, например? Ведь это так просто: лежи себе в глыбе льда, дожидайся, покуда изобретут лекарство от твоей болезни.
— Э-э… — я озадаченно смотрел на него. — В самом деле, никогда не слышал о таком. Даже не думал, если честно. Ну, и?
— Три года, Монтескрипт. Провести во льду зиму — это безопасно и даже полезно нашему организму. И год, и два… Но три года — это некий предел. Потом начинаются необратимые изменения в мозгу; никто не может сказать, почему. К слову, другие формы жизни, даже сложные, но не обладающие интеллектом, переносят долгую заморозку безо всякого вреда для себя. Но вот разумные существа, фроги… Начинается распад личности. После четырех лет, проведенных в криобиозе, становятся заметны первые симптомы: нарушения речи, мелкой моторики, проблемы с памятью. Дальше — больше. Пробывший во льду шесть-семь лет просыпается классическим дауном; а десять и более… Такое существо, ибо фрогом его уже нельзя назвать, может только пускать слюни и гадить под себя. Там остаются одни лишь первичные рефлексы. Даже медицинский термин есть — выморозка личности.
— Век живи, век учись! — я ошарашено уставился на него. — Почему же я раньше об этом не знал?!
— Наверное, потому, что вы принадлежите к иному биологическому виду, — усмехнулся Эддоро. — Для вас криобиоз не данность, а всего лишь некая забавная особенность ваших соотечественников.
Я молча переваривал услышанное. Вот так оно и бывает — дожить почти до тридцати лет и в один прекрасный день узнать об окружающих тебя фрогах такое, что им самим наверняка известно с пеленок…
— Я что-то потерял нить рассуждений. Послушайте, но я же сам видел вмороженных в лёд конфедератов! Тремор и компания — они пришли туда и привели меня…
— Зачем, кстати? — прищурился Эддоро. — Какую выгоду огни надеялись там получить? Не лучше ли было рассеяться, разойтись по глухим деревням?
Я энергично помотал головой.
— Нет, нет, нет… В таких деревушках каждый чужак на виду; мы выследили бы каждого из мерзавцев. Я думаю, тут сложилось сразу несколько обстоятельств: шайка Хеллисентиса, похищение ими Лереа…
— А что привело Даго в те края? — поднял бровь Эддоро.
— Жажда легкой наживы, конечно… Он решил, что у конфедератов была с собой казна, или награбленные сокровища — нечто в этом роде… Ха, да я собственными глазами видел их поклажу! Самое ценное, что там было — это порох; просто чудо, что за сто лет он не слежался и не отсырел…
— В армии весьма строго относятся к качеству поставок… Итак, если это и в самом деле размороженные солдаты Конфедерации — то каким образом им удалось сохранить рассудок? И кто или что такое этот Барбудо?
