– Че-че-чего?
Семтемор уставилась на парту совершенно круглыми глазами. Презирая все законы природы, от покрытой лаком доски вверх тянулись хрупкие красноватые веточки, распространяя острый смолистый запах.
– Так и знала, что это окажется сосна… – грустно вздохнула я, накрывая побег ладонью. Тонкие иголки укололи пальцы. – А ведь так хотелось выпендриться и заставить сухое дерево расцвести…
– Это что такое? Это мне не мерещится? – Девочка собралась с силами и взяла себя в руки. – Это… на самом деле?
– Не мерещится, – улыбнулась я. Мне повезло с матерью-равейной. С детства меня окружало волшебство. Приграничный, аллийцы, Айч, Дэриэлл, Дальние Пределы… Тем не менее я хорошо представляла себе реакцию обычного человека – полжизни в Зелёном городе давали о себе знать.
– Это что… – Она начала повторяться. Слёзы высохли, и в серебряных глазах начал разгораться восторг. – Это волшебство?
– Да, – просто ответила я. – И не самое сложное и красочное. Можно было бы, конечно, устроить настоящий фейерверк, но, во-первых, я плохо разбираюсь в иллюзиях, а во-вторых, ты бы опять начала бы болтать что-то о галлюцинациях. А так – результат можно увидеть, потрогать… понюхать даже. – У меня невольно вырвался смешок, когда я увидела, как Ханна недоверчиво растирает в пальцах ароматную иголку.
– Ты волшебница?
– Равейна, – привычное исправление вырвалось само по себе. – Как и ты.
– Я?! – Она поражённо уставилась на свои руки, словно ожидала, что с минуты на минуту в них окажется волшебная палочка. – Ты не шутишь?
– Какие уж шутки, – вздохнула я. – Ничего необычного, к слову, здесь нет. Обычно почти каждая десятая способна пройти инициацию, но на этом безумном материке ты – первая на моей памяти, сумевшая стать полноценной равейной.
Она поёжилась. Голоса за стеной совсем стихли – наверное, преподаватель зашёл в класс. Ханна обхватила плечи руками.
– Как-то жутковато это звучит… Равейна?
– Да. Это «младшее, но любимое дитя Изначальных» по-аллийски.
– Дитя Изначальных? – поражённо протянула она, хлопая ресницами. – Так волшебство – это не сказка?
Наивность и восхищённое удивление, сквозившие в голосе, будили во мне какие-то материнские чувства и желание покровительственно улыбнуться.
– Не сказка, – подтвердила я. – Существуют и маги, и колдуны, и драконы, и единороги, и дриэйры, и аллийцы, и шакаи-ар, и ведарси, то есть оборотни… последние – к величайшему сожалению. – У меня вырвался вздох.
Лосты – это проблема, которую, похоже, придётся-таки решать. И чем скорее – тем лучше.
– Ой, расскажи! – Хани подсела поближе. – Про аллийцев. Кто это такие?
От движения парта опасно накренилась. Сосновый росток качнулся в сторону. Я машинально скользнула пальцами по ветке вниз, к основанию. Клейкий. Хорошо получилось. Жалко даже срывать, но что поделаешь…
– Потом, – нехотя покачала я головой. – Вечером. Сейчас урок уже начался, идём. Ками, наверное, беспокоится, куда мы пропали.
Хани поморщилась. О, да, хорошо понимаю её. После того как тебе показали чудо, возвращаться к скучным занятиям… Хотя… Мне бы было интересно слушать мифы, зная, что каждый из них может оказаться правдой.
– Ками – беспокоится? – недоверчиво фыркнула она. Мне показалось, что фраза прозвучала излишне наигранно. – Да он шут самый настоящий, только язвить и может. Удивляюсь, как ты вообще с ним сошлась.
– Ты правда так думаешь? – рассмеялась я. – Ладно тебе. Ками добрый. Знаешь, как он переживал, что ты не пришла на урок?
– Переживал? – Хани смутилась, заливаясь румянцем, почти незаметным на бронзоватой коже. – А ещё он про меня что-нибудь… спрашивал?
– Вот сама и узнаешь у него. – Я спрыгнула с парты и расправила юбку. Ещё раз посмотрела на клейкий сосновый побег и со вздохом обломила его у основания. На гладкой поверхности парты остался только круглый пенёк в окружении лакового крошева. Одно движение руки – и последний след пропал.
– Ой… жалко как, – огорчилась Хани. Я отметила, что когда она перестаёт быть мрачной, то превращается в очень любопытную и чувствительную девочку.
– Оставь себе на память, – улыбнулась я, вкладывая смолистую веточку в её ладонь. Смуглые пальцы сразу же сжались. Вот, первое сокровище… – Будет наш маленький секрет. Идём?
– Идём, – вздохнула она, мрачнея, перекинула сумку через плечо и вышла в коридор. Я последовала за ней и остановилась перед аудиторией.
– Вечером продолжим разговор, – шепнула я, толкая дверь.
Внутри царил полумрак. Высокие полуподвальные окошки, почти не дававшие света, были закрыты коричневыми жалюзи с растительным орнаментом. На стенах в ряд висели картины – абориген с перьями в волосах стоит у костра, подняв руку со сверкающим камнем; старик в робе сыплет из мешка яблочные зёрнышки; ребёнок ведёт волка за собой, положив ему руку на загривок; прекрасная пара – юноша и девушка, посреди бушующего моря в перламутровой раковине… Сюжеты из мифов – о богах, о героях, забытые сказки и сказки новорождённые… Красиво.
И интригующе.
Парты стояли не рядами, как обычно, а полукругом, оставляя в центре место для широкого стола, за которым сидела пожилая женщина в старомодных очках. Плечи её укрывала пушистая голубая шаль. Свет единственной на весь кабинет лампы очерчивал размытый оранжевый круг.
– А вот и новая ученица, я полагаю. – Голос женщины походил на шёпот ветра в листве – такой же настойчивый и неуловимый. – И что же заставило тебя задержаться, милая?
Вопрос был задан так доброжелательно, что заготовленная отговорка про перепутанные аудитории застряла в горле. Я покаянно опустила голову, заливаясь краской смущения.
– Это из-за меня, – вмешалась в разговор Хани, выныривая из-за моей спины. В ладони девочка по-прежнему сжимала сосновый побег. – Я почувствовала себя плохо, и Найта позаботилась обо мне.
– Вот как? – улыбнулась женщина, зябким движением натягивая шаль выше, на шею. – В таком случае мне надо поблагодарить новенькую. Сейчас тебе уже лучше, Ханна?
– Да, спасибо. Мы пройдём?
– Конечно. – Её губы вновь сложились в улыбку – словно картинка в калейдоскопе. – Я только начала. Вы немного пропустили… Как твоё имя, милая?
Волшебный голос окутал, как тёплой сахарной ватой – и сладко, и неприятно. Почти колдовство… Серые глаза за толстыми хрустальными стёклами смотрели внимательно, и я не находила в себе сил отвести взгляд.
– Меня зовут На… Ната Верманова.
В последний момент виски предостерегающе кольнуло, и с языка сорвалось фальшивое имя. Тут же наваждение слетело рваными клоками. Что это было, интересно? Откуда такое облегчение? Имя – это всего лишь имя, в конце концов. Ничего страшного бы не случилось, назовись я Найтой. Многие здесь знают меня именно так.
