— Мне кофе с молоком, три куска сахара! — крикнула Криста вдогонку сержанту и улыбнулась, сложив руки на груди. Фроули задвинул занавеску. На кровати, поверх сложенной сорочки, которую она отказалась надеть, лежала визитка агента. Разглядывая свои ногти, Криста щелкала пальцами и беспрестанно дергала перекрещенными ступнями ног. На одной черной туфле был сломан каблук.
— Я как раз к тебе ехала.
— Как интересно. Адреса-то у тебя нет.
— Ну, ты на верфи живешь. — Она пожала плечами. — Я бы наверняка нашла.
Фроули посмотрел ей в глаза и понял, что она уже хороша, нанюхалась пыли. Это слегка охладило его.
— Что случилось?
— Не знаю. Кто-то бросил якорь посреди дороги. — Она ухмыльнулась так, будто жизнь сама по себе нелепость, и авария может считаться неплохим началом недели. В этой ухмылке Фроули разглядел издевательское презрение к брату.
В углу стояло детское автокресло. Голубую ворсистую ткань покрывали молочные пятна и крошки.
Криста заметила, куда он смотрит, и подавила ухмылку, будто проглотила ее.
— Она не пострадала, — с гордостью заявила Кофлин. — Ни царапинки.
— Ну, тогда тебе точно дадут приз «Мать года», — не удержался Фроули.
— Да что ты вообще знаешь о моей жизни? Тоже мне. — Криста разняла руки. — Косяки у всех бывают. И кто ты такой вообще? Умник-моралист? Чужие ошибки коллекционируешь? Дежурный, следящий за порядком? Что ты вообще можешь знать о такой, как я? Я живой человек. И мать-одиночка.
— Твоя дочь сейчас на заднем сиденье фургона, ее увозят незнакомые люди из Отдела соцобеспечения. Ты еще долго трепаться будешь?
Криста уставилась на Фроули. Глаза у нее были на мокром месте. Агент разговаривал жестко, и это помогло.
— Ты зачем ко мне ехала? Няньку нанять хотела? Я тебе звонил дважды, ты трубку бросила.
Она злобно смотрела на блестящую занавеску, стараясь контролировать свои эмоции.
— Ну ничего, она недолго пробудет в соцобеспечении. Там ведь еще оценка пригодности будет. До этого ничего не произойдет.
— Так, может, тебе адвокат нужен? А не ФБР.
Криста потрясенно взглянула на агента.
— Почему всегда получается, что мной пользуются? Все мужчины, которых я знаю.
— Кто тобой пользуется? Кто кому позвонил? Кто просил о помощи? Я? Я так просто уверен, что ты меня позвала, потому что хочешь вернуть дочку. Потому что собираешься использовать меня, чтобы получить ее.
— Живые люди совершают большие ошибки…
— Речь уже не о тебе, — перебил Фроули. — А о твоей дочери. Видишь пустое детское кресло?
Она посмотрела на креслице, и в ее глазах снова блеснули слезы.
— Тебе придется подписать соглашение о признании вины по этому делу, чтобы тебя не лишили родительских прав.
Криста подняла на него глаза.
— А мой дом? Мне нужны твои гарантии.
— Нет-нет, погоди. Я не говорил, что могу дать гарантии. Я говорил, что могу попробовать.
— Ты сказал…
— Что могу попробовать. И я это сделаю, Криста. Обещаю. Но при условии, что ты не будишь юлить. Если тебе этого мало, можешь подождать другого предложения. Сколько у тебя карт на бесплатный выход из тюрьмы? Что, твой брат поможет тебе выбраться? Макрей? Кто? Ферги?
Ее глаза вспыхнули.
— Что, Ферги — твой покровитель, да? С какой стати опустившемуся наркодилеру заниматься возвратом твоей дочки?
Криста смотрела на него исподлобья. Взгляд был невыразительным, но долгим.
Фроули внутренне сжался.
— Боже мой!
Криста не отводила взгляда. Сначала смотрела вызывающе, но потом не выдержала и начала сдаваться.
— Вы с Цветочником… — Фроули не стал продолжать. Он представил изуродованное лицо бандита в конвульсиях дикой страсти.
Подбородок Кристы мелко задрожал. Тяжело видеть, как жесткая женщина теряет присутствие духа.
— Ну что ты на меня так давишь? Обязательно надо довести меня до того, чтобы я умоляла? Обращаетесь со мной, как с пустым местом. Как будто меня нет. Все мужики.
Фроули вспомнилось, как Макрей пришел к нему на парковку, чтобы позлить его. А вот сестра Кофлина сейчас, напротив, вызывала у него сочувствие.
— Это ты меня вызвала. Значит, хочешь заключить сделку?
Криста смотрела в пол, сотрясаясь при каждом вдохе.
— Дугги потом уедет с этой.
— С этой? — Фроули сделал шаг вперед. — С кем это?
Криста посмотрела на агента. И прочла в его глазах страсть и злость.
— И ты туда же?
Он потерял самообладание:
— Что значит «с этой»?
Криста была ошеломлена.
— Да что ж это! Что в ней такого, господи, что вас всех от нее так прет?
Фроули опомнился и отступил.
— Ты сказала «потом». «Потом уедет с этой». Потом — это когда?
Криста обернулась на часы. Кровь ударила Фроули в голову.
— Сегодня? — спросил он, безотрывно следя за ее взглядом. — Не во вторник, а сегодня? Где? Когда?
Ее подбородок дрогнул.
— Моя дочь…
— Криста, тебе нужно поступить разумно. Вся твоя прежняя жизнь состояла из неправильных решений. А это может пойти на пользу, все изменить. Часы отсчитывают не только их время, но и твое.
— Моя дочь, — повторила Криста и наконец не выдержала: — Она умственно отсталая.
Фроули затаил дыхание и замер.
Слезы потекли по щекам Кристы. Ее лицо исказилось от отчаяния и поражения.
— Ей понадобится особая забота… специальные школы…
— Да, — выдохнул Фроули. — Ага.
Криста подняла усталое лицо с растекшимся макияжем.
— Я это для нее делаю. Не для себя.
— Конечно, — поддержал ее Фроули, украдкой покосившись на часы. 8.25. — Конечно, не для себя.
— Я не для себя… не для себя.
51. Рассвет без света
Все четверо, облачившись в полицейскую форму, стояли в гостиничном номере. Пистолеты и упакованные черные вещмешки лежали на кровати.
Дождь барабанил в занавешенное окно. Ливень для дела почти так же хорош, как снег. Из-за него днем становится темнее, он заглушает громкие звуки, разгоняет прохожих и затормаживает всю жизнь в целом. Накануне Глоунси прихватил в армейском магазине четыре ярко-оранжевых дождевика. Плащи прикрывали бронежилеты, выпиравшие из-под формы.
— Дождь — это хорошо, — бормотал Джем, без конца подходивший к закрытым шторам. — Дождь — это хорошо. Дождь — это хорошо. Дождь — это хорошо.
