Внезапно чудовищная боль пронзила его шею. Чтобы не упасть, Энсел ухватился за угол сарая и на несколько секунд застыл, прислонившись к деревянной стенке, ожидая, когда пройдет или хотя бы ослабнет эта жуткая, режущая боль.
Боль отпустила, оставив в одном ухе шум – скорее рев – морской раковины. Энсел осторожно прикоснулся к шее пальцами, боясь надавить и вызвать новый приступ. Попробовал помассировать кожу, надеясь вернуть былую подвижность. Насколько мог отвел голову назад. Увидел огни самолетов, звезды.
«Я выжил, – подумал он. – Худшее позади. Боль скоро пройдет».
В ту ночь ему приснился ужасный сон. Его дети носились по дому, убегая от какого-то чудовища, но, когда Энсел прибежал, чтобы спасти их, он увидел, что вместо рук у него когтистые лапы того самого чудовища. Он проснулся, почувствовав, что простыня под ним мокрая от пота, поспешно вылез из кровати и… нарвался на еще один приступ боли.
ЩЕЛК
Боль сковала уши, челюсть, горло, не позволяя глотнуть.
КРАК
Кто бы мог подумать, что элементарное сокращение пищевода может так скрючить!
А еще ему хотелось пить. Никогда Энсел не испытывал такой жажды… такого неудержимого желания пить, пить и пить.
Когда к нему вернулась способность двигаться, он прошел через холл в темную кухню. Открыл холодильник, налил себе большой стакан лимонада. Потом второй, третий… Скоро он уже пил прямо из кувшина. Однако ничто не могло утолить жажду. И почему он так сильно потел?
От пятен пота на его футболки шел сильный запах, слегка отдающий мускусом, а сам пот приобрел какой-то янтарный оттенок. Какая же здесь жара!..
Поставив кувшин в холодильник, Энсел заметил там блюдо с маринованным мясом. По поверхности смеси из соуса и уксуса змеились тонкие разводы крови, и рот Энсела мгновенно наполнился слюной. Не от предвкушения жарки мяса на гриле, нет, – от самой идеи, что в это мясо можно вонзить зубы, рвать его на части, высасывать кровь. От идеи, что жажду можно утолить кровью!
ХРУП
Он вышел в коридор и решил зайти в детскую, чтобы посмотреть на детей. Бенджи свернулся калачиком под простынкой с изображением мультяшного пса Скуби-Ду. Хейли тихонько посапывала, свесив одну руку с кровати, словно тянулась к книжкам-картинкам, которые лежали на полу. От одного их вида плечи Энсела чуть расслабились, ему удалось вдохнуть. Он вышел во двор, чтобы немного остыть, холодный ночной воздух высушил пот на его коже. Здесь, дома, в кругу семьи, чувствовал Энсел, он излечится от любой болезни. Семья поможет ему. Она обеспечит его всем необходимым.
Управление главного судебно-медицинского эксперта, Манхэттен
На судмедэксперте, который встретил Эфа и Нору, крови не было. Что уже показалось им странным. Обычно на вскрытии у патологоанатома водонепроницаемый халат забрызган кровью, а пластиковые нарукавники запятнаны до локтей. Но не сегодня. Этот судмедэксперт – смуглый мужчина с карими глазами, с решительным выражением лица, прикрытого пластиковым щитком, – скорее напоминал гинеколога с Беверли-Хиллс.
Он представился как Госсетт Беннетт.
– В сущности, мы только в начале пути. – Беннетт указал на столы. В секционном зале стоял шум. Если операционная – тихое и стерильное место, то в морге все наоборот: визжат пилы, льется вода, врачи диктуют ассистентам, наговаривая процесс вскрытия. – У нас в работе восемь трупов с вашего самолета.
Тела лежали на восьми столах из нержавеющей стали. Они были на разных стадиях вскрытия. Из двух, говоря на патологоанатомическом жаргоне, уже сделали «каноэ». Это означало, что грудная клетка и брюшная полость были вскрыты, вынутые внутренние органы лежали в раскрытом пластиковом мешке, расположенном на голенях, а патологоанатом делал срезы на специальной доске, словно каннибал, готовящий сашими из человеков. Шея у каждого трупа была рассечена, язык просунут в разрез, кожа с верхней части лица откинута вниз, как резиновая маска, обнажившиеся черепа распилены циркулярной пилой. Один головной мозг как раз в этот момент отделяли от спинного – в дальнейшем его поместят в раствор формалина, чтобы он отвердел, и это будет последним этапом вскрытия. Ассистент стоял рядом, держа наготове комок ваты, чтобы заполнить опустевший череп, и большую кривую иглу с продетой в ушко толстой вощеной ниткой.
От одного стола к другому передали секатор с длинными ручками – очень похожий на те, которые продаются в магазинах для садоводов, – и еще один ассистент, стоя на металлической скамеечке и возвышаясь над телом, начал одно за другим перерубать ребра, чтобы вынуть сразу всю грудную клетку вместе с грудиной, как кровавую фигурную решетку. Запах стоял ужасный – всепоглощающая смесь пармезана, метана и тухлых яиц.
– После того как вы позвонили, я начал проверять шеи, – рассказывал Беннетт. – У всех трупов обнаружился разрез, о котором вы говорили. Но не шрам. Открытая рана, очень ровная и чистая. Мне таких видеть не доводилось.
Он подвел их к еще не вскрытому трупу женщины, лежавшему на столе. Под шею был подложен пятнадцатисантиметровый металлический брусок, поэтому голова трупа завалилась назад, грудь выгнулась, а горло выпятилось. Эф провел по нему затянутыми в латексную перчатку пальцами и обнаружил тонкую линию, сравнимую с порезом, который оставляет бумага. Он мягко развел края раны, подивился аккуратности и глубине разреза. Когда Эф убрал руку, рана неторопливо закрылась, как сонный глаз или губы после робкой улыбки.
– И что могло быть причиной такой раны? – спросил он.
– В природе подобное не встречается, – покачал головой Беннетт. – Во всяком случае, я ничего похожего не видел. Обратите внимание на точность разреза, словно его нанесли скальпелем. Рана, можно сказать, выверенная – и по месту расположения, и по глубине. При этом края закруглены, то есть она, скорее, органического происхождения.
– А какова глубина? – спросила Нора.
– Точно до сонной артерии. Причем стенка артерии пробита только с одной стороны. Сквозной перфорации нет.
– Во всех случаях?! – поразилась Нора.
– Во всех без исключения. Я имею в виду трупы, которые я осмотрел лично. На каждом теле обязательно есть такой разрез, хотя, признаюсь, если бы вы меня не предупредили, я бы этого не заметил. Особенно если учесть все прочее, что творится с этими телами.
– Что значит – прочее?
– Мы сейчас к этому перейдем. Почти все разрезы на шее. Впереди или чуть сбоку. За исключением одной женщины, у которой разрез обнаружился на груди, значительно выше сердца, и одного мужчины, которого нам пришлось осматривать особо. Разрез мы нашли и у него – на внутренней стороне бедра, над бедренной артерией. Каждая рана проходит сквозь кожу и мышцы, а заканчивается точнехонько внутри главной артерии.
– Может быть, игла? – предположил Эф.
– Что-то куда более тонкое. Я… Мне нужно продолжить исследования, мы ведь только начали. И тут еще столько непонятного, пугающего дерьма… Вы, полагаю, в курсе?
