— Да, это я слышал краем уха.
Купец кивнул и сделал еще глоток.
— Но ты не знаешь, что было предпринято для сохранности реликвии. Мощи великомученика якобы везлись от города к городу купеческими обозами, под усиленной охраной. Тогда как на самом деле реликвию в Жмудь понес один монах. Пешком и совсем другой дорогой. Напрямки… И на сегодняшний день он уже наверняка достиг Россиен. А купцы и обозы только приманка. Я вот, к примеру, должен был привлечь к себе внимание фон Шварцрегена, который в последние годы стал особенно рьяным сторонником ордена. И этот участок пути считался самым опасным. Как видишь — правильно считался. Зато теперь, когда барона и вовсе не стало — моя миссия завершена. И вообще, как вам это нравится?.. — Круглей весело хохотнул. — Сперва разорил меня, а теперь спрашивает, почему я никуда не тороплюсь?
— Почему разорил? — обвинение было столь неожиданно и нелепо, что я невольно купился.
— А давай посчитаем… — купец стукнул кулаком по столу. — После твоего первого вмешательства и спасения обоза от разбойников Пырея я стал беднее на одну треть.
— Но…
— Дай договорить. После того как ты отбил нас от людей барона — я стал должен тебе треть от тех двух третей, что еще были моими. То есть ты стал владельцем даже больше чем половины обоза. Но и на этом не закончилось! Ты снова спасаешь мою шкуру и соответственно — отнимаешь еще одну треть уже и от этой половины.
В своих притворных причитаниях Круглей не понижал голоса, даже наоборот — всячески привлекал к себе внимание, и вскоре к нашему разговору, чуть посмеиваясь, прислушивались уже все сидящие за столом.
— Неплохо, да? Так ведь и это еще не конец! — купец вздел руки вверх, словно призывал потолок в свидетели обрушившейся на него непрухи. — После того как у меня от всего обоза осталась единственная телега добра, ты выпускаешь из темницы Чичку. И это славное дите отправляется нанимать войско за мои деньги. Нет, вы это слышали? И он еще спрашивает: почему я никуда не тороплюсь, а упускаю прибыль, просиживая штаны за этим столом?
Теперь хохотали все.
Мне бы тоже следовало ответить в подобном стиле, но дверь в трапезную приоткрылась, и в нее просунулась голова кого-то из слуг. Он отыскал глазами Фридриха и знаком попросил выйти.
Капитан наемников извинился и быстро вышел в коридор, но почти сразу вернулся.
— Ваше сиятельство, — громко произнес Лис прямо от порога, — прошу прощения, у меня неприятные известия.
— Что-то случилось?
— Да. Соглядатаи, посланные приглядывать за сбежавшими друзьями покойного барона, извещают, что те разоряют вашу деревню.
— Тоже неприятность нашел… — веселый голос купца показался слишком неуместным, и я повернулся к Круглею.
— А чего? — тот явно не понимал моей тревоги. — До страды меньше месяца, значит — закрома у крестьян пустые. На дворе белый день — то есть скот на выпасе. И если пастухи поймут, что в деревне неладно, они коров спрячут так, что даже волки, а не только люди не найдут. Выходит, рыцарям достанется на обед курятина, которую еще поймать надо, и бабы для утехи. От баб не убудет, а курей, осенью — когда птица подешевеет, мы им пару дюжин за серебряный рубль на ярмарке прикупим. Ну, может, оруженосцы пару халуп сожгут для острастки… Так и это не беда — убытку не более чем на шиллинг. До зимы отстроятся…
Я посмотрел на Фридриха. Капитан даже не шелохнулся и всячески изображал, что его этот разговор больше не волнует. Он доложил, а барон, в смысле — мое сиятельство, пусть решает. «Хозяин — барин. Хочет — живет, а захочет — удавится».
— Спасибо за совет, Круглей. Наверняка с купеческой точки зрения каждое твое слово верно и правильно. Но… у меня на родине говорят, что настоящего мужчину легко распознать по крепости рукопожатия. А хозяина — по тому, как крепко он держит в руках хозяйство. Вполне возможно, что разграбленная деревенька и в самом деле такой пустяк, ради которого и лошадей седлать нет смысла, но — это МОЯ деревня! И если я не позабочусь о ней, то завтра все кому не лень грабить кинутся. А в Юрьев день оставшиеся в живых крестьяне снимутся и уйдут к тому хозяину, который сможет и захочет их защитить!
С каждым произнесенным мною словом лицо Фридриха светлело. И как только я умолк, капитан ландскнехтов одобрительно кивнул и поинтересовался:
— Какие будут распоряжения, господин барон?
* * *
Я не позировал и не красовался перед своими новыми друзьями. Да, я вырос на паркете и в квартире с теплым туалетом, мне не приходилось бегать по лесу за ужином или все теплое время года горбатиться в поле, чтобы не помереть с голоду зимой. Живя в стране, возникшей на обломках гигантской империи, я, в отличие от родителей, уже не понимал, что смешного в вопросе-ответе: «Когда у вас появляется в продаже первая клубника?.. В шесть утра, как только откроется магазин…» Но тем не менее, даже в том мире, где по большому счету все можно было купить и продать, я точно знал, что мужчина должен решать проблемы без помощи адвокатов. И что в вопросах чести дуэль — эффективнее жалобы в соответствующие органы. Поэтому, здесь и сейчас, нападение рыцарей на деревню я ощущал как личное оскорбление.
— Сколько их там, Лис?
— Четыре безземельных рыцаря с оруженосцами и шестеро польских шляхтичей с джурами.
[63]
— Угу…
Если я правильно помню из книг, которые листал на дежурстве в музее, у каждого рыцаря было не меньше пяти оруженосцев, да и шляхтичи не путешествовали без прислуги. Надо ж кому-то за панскими лошадьми глядеть, еду господам приготовить, оружие почистить. Да и вообще. А это значит, что мне предстоит иметь дело с четырьмя тяжеловооруженными рыцарями, примерно — десятком всадников в среднем доспехе (бехтерце или кольчугах) и еще двумя десятками легкой конницы или пехоты. В общем, как минимум полусотня бойцов, половина из которых не просто воюет всю жизнь, а кормится ратным трудом.
— А у нас сколько воинов?
Фридрих переступил с ноги на ногу, как застоялый конь, зачем-то снял с головы берет, помял его в руках, а потом снова водрузил на голову.
— Если по правде, Степан, то у нас их нет совсем… пока.
В этой вымученной капитаном фразе мне понравилось три момента. Во-первых, Рыжий Лис назвал меня по имени, чем подчеркнул, что считает всех сидящих в этой комнате моими и своими друзьями. Во-вторых, он сказал «у нас их нет», а не «у вас», объявляя тем самым свою верность моей светлости! И в-третьих — все завершилось многозначительным «пока».
— Это почему? — первым отреагировал Носач. — А мои люди?! Ты что, не считаешь их воинами?
— Считаю… — спокойно ответил Фридрих. — Только это не твои люди, сотник, а добровольцы, которых наняли для освобождения белозерского купца. Так или иначе, а свое дело они уже сделали. И не мне тебе напоминать, что Западная Гать лишь потому остается до сих пор вольным городом, что не принимает ничьей стороны. Как думаешь, понравится старосте то, что ты собираешься подбить горожан напасть на рыцарей?
