Я и в фильмах не люблю избыточный реализм, а тут наяву такой кошмар. Впору самому без чувств упасть…
Но судьба распорядилась иначе.
Пока я рефлексировал над трупом, тот покачнулся и брякнулся о землю всем надетым железом. Не услышать такой грохот могли разве что безнадежно глухие. Добрая половина стрелков оглянулась и… застыла. Даже отсюда было видно выражение ужаса, проступающее на их лицах.
Ну, я не настолько мнителен, чтобы приписать подобный эффект своему внешнему виду, скорее — здесь, как в некоторых восточных странах, принято казнить слуг, не сумевших защитить господина. Поэтому следовало ожидать, что они попытаются хотя бы отомстить за его смерть. Труп убийцы не умаляет вину, но вполне способен смягчить наказание. А как можно защититься от дюжины стрел на открытом пространстве, я не знал. Не Брюс Ли, однако, не Джеки Чан и даже в спецназе не служил. Максимум на что хватило соображения, это приподнять одной рукой за шиворот обезглавленного рыцаря, другой — дубину, и все это вместе выставить перед собою, как щит.
Теперь лица желто-черных ратников не просто побледнели, а превратились в пепельные маски. Какое-то мгновение они смотрели на меня, пребывая в оцепенении, но когда с руки их мертвого сеньора с дребезжанием свалилась латная перчатка, все это воинство ломанулось прочь, бросая колчаны, луки и самострелы и оглашая лес нечленораздельными воплями.
Произносимые при этом слова показались знакомыми, но вслушиваться в текст я не стал, поскольку сам бросился наутек, только в противоположном направлении. Правда, во всеоружии и — не выпуская из рук страшный «трофей».
В последний миг что-то щелкнуло в подсознании, что мертвый рыцарь мне еще нужен, а боксер, который игнорирует голос интуиции, долго не попрыгает. И это относится не только к рингу.
Одно хорошо, инстинкт самосохранения, именуемый еще жаждой жизни, заблокировал напрочь все иные мысли и ощущения. В том числе и рвотный позыв.
Попросту говоря, глядя на непреднамеренно убитого человека, блевать меня больше не тянуло. Даже не пришлось убеждать себя, что он был плохим парнем, и его смерть спасла многие жизни людей более достойных. И очень хорошо, поскольку, глубоко копаясь в нравственных рассуждениях, российский интеллигент, даже с физико-математическим уклоном, способен убедить самого себя в чем угодно. А доспехи благородного дона Руматы Эсторского мне как-то ни к чему. Ну не по Сеньке шапка и, уж извините за пафосность, — не по плечу крест…
Вот загнул! Видимо, шок все-таки не прошел бесследно.
И я как наяву услышал голос Фомы: «Ну, ну! Хорош себя жалеть, парень! Соберись! Держи удар! Это только первый раунд. Не подведи…»
* * *
Отбежав еще на километр, остановился и прислушался.
Тишина…
В том смысле, что никакие посторонние звуки к обычному лесному гомону не примешивались. Похоже, нервишки сдали у всех лучников, и никто из «полосатой» гвардии в погоню не бросился. Значит, и мне можно передохнуть. Тем более место подходящее подвернулось. Полянка, не полянка — так, проплешина в десяток шагов, большей частью поросшая земляничными кустами.
Глядя на густую россыпь ярко-красных ягод, я мгновенно почувствовал голод. Ой, не вовремя! Наесться земляникой досыта невозможно в принципе, как и семечками. Разве что из ведра и половником. Но и уйти, не забросив организму в топку хоть горсть-другую, тоже глупо. Где тут для меня накрыт следующий дастархан
[20]
— никто не знает. А если и знает — мне доложить позабыл.
Я бережно, словно ему это было важно, уложил труп под деревьями, на краю полянки, там же оставил дубину и шкуру, а сам опустился на колени и принялся собирать ягоды.
Вот кто мне объяснит: зачем Господу понадобилось создавать такую мелюзгу? Он что, изначально планировал заселить Землю пигмеями и только в процессе Акта творения передумал? Это же надо быть ювелиром и сапером в третьем поколении, чтоб с первого раза ухитриться выловить ягодку из листвы и донести до рта. При этом не превратив ее в капельку сока на пальцах. Да проще уж вместе с листвой есть. Кстати, а листва тоже вполне съедобна. И на вкус ничего.
«О чем это я сейчас?!»
Мысль едва прорвалась в сознание сквозь довольное чавканье и урчание, и мне с трудом удалось остановить собственные руки, проворно и жадно отправляющие в рот земляничные кусты. Целиком… Зато челюсти не прекратили жевать, пока не перемололи последнюю порцию, и только после этого замерли в недоумении.
«Ё-моё! Что за фигня, Степан?!»
А ведь и в самом деле, как изящно выразилось мое подсознание, фигня! Нет, положим, поесть я всегда любил, но чтобы пастись, как корова — это явный перебор. Надо же как-то держать себя в руках. Я человек, или где?
«А кстати?! — мелькнула очередная мысль. — Не пора ли и в самом деле взглянуть правде в глаза?»
— Это ты к чему? — возмутился я вслух. Но ведь спорить с самим собой тухлый номер. Особенно когда один из нас точно прав.
Человек устроен так, что любые, даже самые очевидные, но неугодные ему факты может игнорировать достаточно долго. Пока что-то не нарушит искусственный статус-кво. И вот тогда хлынувшая лавина с легкостью сметет любые преграды и либо погребет под собой, либо — если сумеешь удержаться, вынесет на новый уровень.
К примеру, пока ходил, не обращал внимания, а на бегу сразу почувствовал, что со мной определенно что-то не так. Сил вроде не убавилось, а передвигался я как на тренировке, когда Фома гонял меня по залу, усадив на закорки кого-то из одноклубников, или — оседлав лично. Это что, я от пары выпитых накануне жестянок пива так потяжелел?
Кроме того — ботфорты. Ведь я сразу заметил, что они как минимум в полтора раза больше, чем сапоги моего размера. И тем не менее пришлись впору. Более того — точно по ноге. Вопрос? Еще бы!..
Ветки над тропинкой, которые я то и дело задевал головой?
«Кстати! — вспомнил вдруг. — Я ведь уже в пещере начинал пригибаться, хотя раньше до потолка и рукой не доставал!»
А дерево, которое едва не выкорчевал, всего лишь упершись в него спиной?
Да и покойник…
Я перевел взгляд на мертвого рыцаря.
В общем, у музейного сторожа, если он не последний соня, имеется множество возможностей для самообразования в самых различных и неожиданных аспектах человеческого бытия. Достаточно немного любопытства, умения читать и сопоставлять.
И, как «художник художнику»,
[21]
я мог со всей ответственностью заявить: этот человек не карлик. Слишком уж пропорционально он был сложен. Жаль, из-за отсутствия лица, я не мог достоверно установить возраст рыцаря, но вряд ли золотые шпоры тут носят с самого рождения. Да и историки вполне солидарны в этом вопросе. Я имею в виду средний рост средневековых мужчин. Поэтому, если допустить, даже с большой погрешностью, что его рост около полутора метров, а я ровно в два раза выше, то…
