— Я думаю, что тоже самое может быть и у дельфинов, хотя с
умственными способностями, которыми они обладают, я не нуждалась бы в
периодичности.
— Я не совсем вас понял.
— Мне кажется, они достаточно одарены, чтобы одновременно и
дремать, и обдумывать что-нибудь сквозь дремоту, а не рвать процесс мышления на
кусочки.
— Вы имеете в виду, что они постоянно слегка подремывают?
Они отдыхают душой, мечтают, отстраняясь на время от мира?
— Да, мы делаем то же самое — только в гораздо меньшей
степени. Это нечто вроде постоянных размышлений на заднем плане, на уровне
подсознания: слабый шум, продолжающийся, пока мы заняты каким-либо важным
делом, и более давящий на сознание. Мы учимся подавлять его — это то, что мы
называем «учиться сосредотачиваться». Сосредоточиться — в какой-то степени
означает «удержать себя от дремоты».
— И вы считаете, что дельфины одновременно могут и спать, и
вести нормальную умственную деятельность?
— Да, нечто вроде этого. Но в то же время я представляю себе
этот сон как некий особый процесс.
— Что значит «особый»?
— Наши сны в значительной степени визуальны по своей
природе, ибо во время бодрствования мы ориентированы в основном на видеоряд.
Дельфины же, со своей стороны…
— Ориентированы на звукоряд. Да. Если допустить этот эффект
постоянного сна и наложить его на нейрофизиологическую структуру, которой они
обладают, то похоже, что они могут плескаться, наслаждаться своими собственными
звуковыми снами.
— В какой-то мере — да. А не может ли подобное поведение
быть подведено под термин: «людус»?
— Я даже не знаю.
— Одна из форм его, которую греки, конечно, рассматривали
как особый вид деятельности, дав ей название «диагоги», лучше всего переводимое
как «умственное развлечение», «досуг для ума». В эту категорию входила музыка,
и Аристотель, размышляя в своей «Политике», какую пользу можно извлекать из
нее, допуская, в конце концов, что музыка могла приносить пользу, делая тело
здоровым, способствуя определенному этосу и давая нам возможность наслаждаться
вещами в собственном виде — что бы это ни означало. Но, принимая во внимание
акустический «дневной сон» в этом свете как музыкальную разновидность «людуса»
— хотела бы я знать, не может ли это действительно соответствовать
определенному этосу и благоприятствовать особому способу наслаждения?
— Возможно, если они владеют опытом.
— Мы по-прежнему даже близко не понимаем значения иных
звуков. Полагаете, они озвучивают какую-то часть этих опытов?
— Возможно. Но если бы у вас были другие предпосылки?
— Тогда это все, что я могу вам сказать, — ответила она. —
Мой выбор
— увидеть религиозное значение в спонтанном выражении
«диагоги». Ваш выбор может быть другим.
— Да. Я принимаю это как психологическую или физиологическую
необходимость, даже рассматривая это так, как предлагаете вы — как форму игры
или «людус». Но я не вижу способа выяснить, действительно ли такая музыкальная
деятельность есть нечто религиозное. В этом пункте мы не способны полностью
понять их этос или их собственный способ мироощущения. Концепция настолько
чуждая нам и извращенная, насколько, вы понимаете, отсутствует возможность
общения — даже если бы языковый барьер был бы куда слабее, чем сейчас. Короче,
кроме действительного поиска способа влезать в их шкуру и, отсюда, принять их
точку зрения, я не вижу способа вычислить религиозные чувства здесь, даже при
условии, что все остальные ваши предположения верны.
— Вы, конечно, правы, — согласилась она, — выводы не научны,
если они не имеют доказательств. Я не могу доказать этого, ибо это только
ощущения, впечатления, интуиция — и я предложила их вам только в этом качестве.
Но иногда, наблюдая за тем, как они играют, слыша издаваемые ими звуки, вы
можете согласиться со мной. Подумайте над этим. Попробуйте это почувствовать.
Я продолжал глядеть на воду и небо… Я уже услышал все, за
чем я сюда шел, а остальное было не так уж важно для меня, но подобное
удовольствие на десерт я имел далеко не каждый день. И я понял затем, что
девушка понравилась мне даже больше, чем я думал, и очарование это росло в то
время, когда я сидел и слушал — и не только из-за предмета беседы. Так, отчасти
продолжая разговор, а отчасти из-за своего удивления, я сказал:
— Продолжайте. Рассказывайте дальше, об остальном.
Пожалуйста!
— Об остальном?
— Вы определили религию или нечто в этом роде. Скажите же
мне, как по-вашему, на что это может быть похоже?
Она пожала плечами.
— Не знаю, — сказала она затем. — Если убрать хоть одно
предположение, сама догадка начинает выглядеть глупо. Давайте остановимся на
этом.
Но такой вариант оставлял мне совсем немногое: сказать
«спасибо» и «доброй ночи». И я принялся усиленно размышлять над тем, что она
мне рассказала, и единственное, что пришло мне на ум, было мнение Бартелми об
обычной распределенной кривой относительно дельфинов.
— Если, как вы предполагаете, — начал я, — они постоянно
размышляют и истолковывают сами себя, их вселенная нечто вроде изумительной
снопесни, то они, возможно, подчиняются ей по необходимости — одни несравненно
лучше, чем другие. Как много Моцартов может существовать в племени музыкантов,
чем чемпионов в племени атлетов? Если все они участвуют в религиозной
«диагоги», из этого может следовать, что некоторые из них — самые лучшие
игроки? Могут ли они быть жрецами или пророками? То ли бардами? Священными
песнопевцами? Могут ли районы, в которых они живут, быть святыми местами,
храмами? Дельфиньими Ватиканами или Мекками?
Она рассмеялась:
— Теперь увлеклись вы, мистер… Мэдисон.
Я посмотрел на нее, пытаясь разглядеть нечто за очевидно
насмешливым выражением, с которым она разглядывала меня.
— Вы посоветовали мне подумать над этим, — сказал я, —
попытаться прочувствовать это.
— Было бы странно, если бы вы оказались правы. Верно?
Я кивнул.
— И, возможно, существует также паломничество, — сказал я,
вставая, — если только я правильно истолковываю это… Я благодарен вам за те
минуты, что отнял у вас, и за все остальное, что вы дали мне. Вы не сочтете
ужасным нахальством, если я когда-нибудь снова загляну к вам в гости?
— Боюсь, я буду весьма занята, — сказала она.
— Я понимаю. Я очень благодарен вам за сегодняшнюю беседу.
Спокойной ночи.
