— Институт дельфинологии не пожелал признать этот поклеп на
своих подопечных. Они утверждают, что никогда не было подлинно достоверного
случая неспровоцированного нападения дельфина на человека. И они не желают,
чтобы этот факт лег в досье в Центральном банке данных, если на самом деле
ничего подобного не было.
— Ну, это и в самом деле не сумели доказать. Возможно, в
гибели людей виновато какое-то другое животное. Испугавшее заодно и самих
дельфинов.
— У меня нет никакой версии, — проговорил Дон, закуривая. —
Но ведь совсем не так уж давно запретили убивать дельфинов во всех странах мира
и по-настоящему оценили работы таких людей, как Лилли, чтобы развернуть
широкомасштабные работы, нацеленные на изучение этих существ. Как вам должно
быть известно, они привели к некоторым поразительным эффектам и результатам.
Известная проблема — были ли дельфины настолько же разумны, как и люди, стояла
недолго. Установлено, что они высокоразумны — хотя разум их совершенно другого
типа, чем наш, так что, возможно, полного сходства не может быть ни в чем.
Именно это и стало основной причиной сохранения проблемы во взаимопонимании, и
как раз это ясно представляла себе большая часть людей. Основываясь на этом,
наш клиент полностью отрицал выводы, сделанные из происшедшего — то есть
утверждение о том, что эти могучие, свободно организованные существа по
характеру своего разума могли стать врагами человеку.
— Так значит, Институт нанял вас, чтобы разобраться со всем
этим?
— Неофициально. Мне сделали это предложение потому, что
характер происшедшего требует действий и ученого, и сыщика. Вообще-то, основным
инициатором была состоятельная пожилая дама, интересы которой совпадают с
интересами Института: миссис Лидия Барнс, бывший президент Общества друзей
дельфинов — неправительственной организации, боровшейся за принятие
законодательства о дельфинах несколько лет тому назад. Вот она-то и платит мне
гонорар.
— А какого рода роль вы решили отвести в этом деле мне? —
поинтересовался я.
— «Белтрайну» понадобится принять кого-нибудь на место
Мишеля Торнлея. А как ты считаешь, справишься с этой работенкой?
— Может быть. Расскажи-ка мне поподробнее о «Белтрайне» и
парнях.
— Ну, — сказал он, — насколько помнится, где-то около
поколения назад доктор Спенсер из Харвела доказал, что гидроокись титана может
производить химическую реакцию, в ходе которой атомы урана выделяются из
морской воды. Однако, стоило это дорого и не получило практического воплощения
до тех пор, пока Сэмюэл Белтрайн не выступил со своей экранной технологией,
организовал маленькую фирму и быстро превратил ее в большую — с
уранодобывающими станциями вдоль всего этого участка Гольфстрима. Его процесс
был полностью чистым с точки зрения окружающей среды: он занялся бизнесом в то
время, когда общественное давление на промышленность было таким, что некоторые
экологические жесты концернов были весьма щедрыми. Итак, он выделил немало
денег, оборудования и рабочего времени на создание четырех подводных парков в
окрестностях Андроса. Участок барьерного рифа делал один из них особенно
привлекательным. Он установил хорошую плату — однако, я сказал бы, заслуженно.
Он сотрудничал с учеными, изучающими дельфинов, и в парках обосновывались
лаборатории. Каждый из четырех районов был окружен «звуковой стеной» —
ультразвуковым барьером, который удерживал всех обитателей района внутри и не
пускал туда посторонних — если говорить о больших животных. Единственное
исключение — люди и дельфины. В нескольких местах в стене располагались
«звуковые калитки» — пара ультразвуковых занавесов в нескольких метрах друг от
друга — которые имели простое управление, находившееся внизу. Дельфины были
способны научить друг друга обращению с этими приспособлениями и были
достаточно воспитаны, чтобы закрывать за собою дверь. Они сновали туда-сюда,
приплывали в лаборатории по своему желанию, чтобы учиться и, я думаю, обучать
исследователей.
— Стоп, — сказал я. — А как насчет акул?
— Из парков их выгнали в первую очередь. Дельфины даже
помогали изгонять их. Лет десять прошло с тех пор, как избавились от последней
акулы.
— Понятно. Скажите, а для компании эти парки обременительны?
— Вообще-то, нет. Сейчас ее работники заняты лишь
обслуживанием размещенного там оборудования.
— А многие служащие «Белтрайна» работают в парках
проводниками?
— Немногие и не на полный день. Они бывают в тех районах,
которые хорошо знают, и владеют всеми необходимыми навыками.
— Я бы хотел взглянуть на медицинское заключение.
— Они здесь, вместе со снимками трупов.
— Теперь насчет человека с Андроса. Руди Майерса. Чем он
занимался?
— Он закончил медучилище. Долго работал в нескольких домах.
Пару раз арестовывался по обвинению в кражах у пациентов. И в первый раз
следствие прекратили. Во второй — отсрочка в исполнении приговора. А
впоследствии — нечто вроде отстранения от этой работы. Это случилось лет
шесть-семь назад. Потом было множество мелких работ, ничем себя не
скомпрометировал. И последнюю пару лет работал на острове в чем-то вроде бара.
— Что вы имеете в виду — «вроде бара»?
— Они имели лицензию только на продажу алкоголя, но
появлялись там и наркотики… Тем не менее, шума никто не поднимал.
— Как назывался бар?
— «Чикчарни».
— Что это такое?
— Персонаж местного фольклора. Разновидность древесного
духа. Озорник. Ну, вроде эльфа.
— Достаточно колоритно, я полагаю. А это не на Андросе ли
поселилась Марта Миллэй?
— Да, на нем.
— Я ее поклонник. Я люблю подводные съемки, а ее снимки
всегда хороши. На самом деле, она же издала несколько книг о дельфинах.
Кто-нибудь поинтересовался ее мнением об убийствах?
— Она уезжала.
— О, надеюсь, она скоро вернется. Я бы хотел с ней
познакомиться.
— Значит, вы беретесь за работу?
— Да, я в ней нуждаюсь.
Он полез в пиджак, достал тяжелый сверток и протянул его
мне.
— Здесь копии всего, чем я располагаю. И не нужно говорить…
— Не стоит говорить, — подхватил я, — что жизнь поденки
будет словно вечность.
Я опустил сверток себе в карман и повернулся.
— Приятно было повидаться, — бросил я.
— Уже уходите?
— Куча дел.
— Тогда — удачи!
