— Но ведь это же… — Герцог вспыхнул, сжимая пальцы на эфесе меча. — Оставлять собратьев-христиан на растерзание диких орд бесчестно!
— И неблагородно, — не давая хозяину закончить речь, кивнул Вальдар. — Так я и сказал, когда пришла моя очередь. И я был не одинок. Святейший пресвитер поддержал нас, и оттого я здесь, пройдя через сотни гор и рек, через пустыни и дремучие леса, через засады и открытые схватки…
— Про медведёв спроси, — вмешался Лис. — Шо тут у них за пастбище…
— Итак, монсеньор, от вас зависит не только сказать, впустую ли я и мой спутник рисковали жизнями, спеша принести вам тревожную весть. В вашей власти решить, быть ли далее Европе или же пасть ей под копыта жестоких варваров Тартарии, пред которыми даже османы Баязида не более чем вороны пред соколом.
— Я обдумаю ваши слова, — без особого энтузиазма ответил герцог. — Нынче же прошу вас быть моим почетным гостем и после дневных ристаний прибыть с вашим благородным спутником на вечерний пир.
— С благодарностью принимаю ваше приглашение за себя и за моего друга. Что же касается предмета нашего разговора, то давайте заключим пари. Я утверждаю, что не пройдет и нескольких дней, как Тамерлан возьмет Константинополь.
— Это невозможно. Баязид простоял под его стенами несколько лет, и все без толку. И не он первый.
— Тамерлан войдет в крепость за считанные часы. И если я выиграю пари и вы услышите, с каким треском распахиваются ворота Европы, тогда, полагаю, излишне будет доказывать, что думать и действовать следует очень быстро.
Герцог потеребил длинный ус и выдохнул после недолгой паузы:
— Я принимаю ваше пари.
— Ай-ай-ай, дядько Вальдар. Нехорошо глумиться над простодушными туземцами.
— Исключительно для пользы дела.
— Для пользы так для пользы. Ты почему про медведей не спросил?
Замок герцогов Бургундских поражал великолепием. Он все еще сохранял мрачное величие неприступной крепости, но лишь снаружи. Внутри под неусыпным присмотром огромной башни донжона красовался дворец, равного которому не сыскать было по эту сторону Альп. Лучшие архитекторы Европы съезжались в Дижон, зная, что герцоги несметно богаты и не скупятся на золото для демонстрации собственного величия. Совсем рядом, за границами цветущего герцогства, задыхалась от войны, неурожаев и чумы несчастная Франция. Но пока соседи истекали кровью и затягивали пояса потуже, Бургундия набирала силы если не славой мечей, то объемом торговли. Даже чума, пару лет назад опустошившая Европу, лишь вскользь затронула этот благословенный край. Все это вкупе с личной храбростью и высоким происхождением давало великим герцогам Запада основание помышлять о королевском венце. Жан Бесстрашный — могучий красавец с врожденной осанкой и решительностью монарха, куда более подходил для роли короля, нежели Карл Безумный, повелитель Франции.
В тот день на ристалище хозяин Дижона превзошел себя. Его копье раз за разом находило цель, и противники герцога, все как один могучие воины, вылетали из седел, подобно тюкам с соломой. Среди ликующей толпы то и дело слышался радостный вопль. «Азур эт ор! — Лазурь и золото!» Любому, имевшему глаза, было видно, что именно эти цвета имеют перевязи на гербовом щите отважного бургундца. В отличие от привычного начертания герба, где их окружала алая кайма по краю щита, нынешняя эмблема точно повторяла герб королевства Арелат, прекратившего существование уже более трех с половиной веков назад. Кроме непосредственно Бургундии, оно включало Савойю, Прованс и ряд других земель, на которые теперь герцоги Бургундские поглядывали с нескрываемым интересом.
Все время турнира Камдил сидел на расшитой подушке в герцогской ложе среди высоких гостей, по большей части знатных дам свиты герцогини, а также почтенных старцев. Он то и дело кусал губы, наблюдая за происходящим на ристалище и слушая на канале связи ехидные комментарии Лиса:
— Капитан, где мой фотоаппарат? Вальдар Камдил — победитель всего, что движется, — на скамейке ветеранов. Ща я гляну на тебя своими честными глазами и начну транслировать на Базу эту скорбную картину маслом по сыру. Эх, жаль не родился еще Леонардо да Винчи, чтобы запечатлеть ее на холсте.
— Где же ты честные глаза возьмешь? — хмуро отозвался Камдил.
— Только в этом и загвоздка. Ладно, не журысь, кумэ! Пока ты здесь разыгрываешь ветерана на детском утреннике, я метнулся резвой рысью по местным объектам культуры, как то: базары, торговые ряды и прочие кабаки.
Так вот, в одном из них удача улыбнулась мне в шестьдесят четыре зуба. Причем на эти зубы ни разу не ступала рука стоматолога.
— Лис, а если опустить предисловие?
— Если опустить предисловие, останутся одни голые тощие факты. Куда менее эротичные, чем модели «Плейбоя». Ладно. Специально для вестфольдингов, не доросших до понимания изящной словесности, перехожу к фактам. Имеется в этом славном городишке очень уютная гостиница с изысканным названием «Семь лун». Я бы счел это название скрытой рекламой спиртного, но ты опять начнешь впадать в истерику. Так вот. В гостинице остановился богатый греческий купец. Даже и не греческий. А прямо из Константинополя…
— Ну-ну, интересно!
— Вальдар, это еще не интересно. Это так, птицы над лесом. Суть, как водится, под деревьями. Поэтому зри в корень. Как мне поведал хозяин заведения, купец приехал через пару дней после торжественного явления принцессы Анны бургундскому народу. Арендовал три лавки и ведет активную торговлю. Шелка, восточные диковины, дамасские клинки, чеканное серебро… В общем, обороты представляешь. Поговаривают, что сей негоциант решил остаться в Дижоне надолго. В Константинополе — по утверждению почтенного труженика прилавка — сейчас неспокойно, а Бургундия — такой перспективный рынок…
— Меня это не удивляет.
— Меня тоже. Меня напрягает другое. Собственно, с чего все началось. Я зашел снять номер, и тут в салон спускается этот «грек». И виду этого грека, ну, мягко говоря, не античный. Таким носом в Византии мамаши детей пугают. И ежели увидишь подобного красавца, особенно при ятагане на коне, то лучше сразу в погреб прячься. В довершение всего этот герой Эллады командует своему слуге, чтобы тот прихватил ларец, привезенный из его обожаемой Сабы, и отнес жемчуга Анне. Для здешних туземцев что Саба, что Сибирь — без разницы. Но я точно помню, что этот город в Аравии.
— В Йемене, — поправил Камдил.
— Хрен редьки не слаще.
— Да. Я понимаю, о чем ты. Но внешность обманчива. Османы уже не один десяток лет обретаются на византийских землях. А слуга и вовсе может быть не ромеем.
Но, по сути, ты прав. Связь между принцессой Анной и купцом из тех самых мест, откуда она сейчас прибыла, наводит на размышления. Тем паче, судя по словам герцога, Анна расхваливала ему Тамерлана как любителя прекрасного, почтенного мудреца, вынужденного покорять мир исключительно в порядке самообороны. Ты прав, — повторил Камдил, — следует обратить внимание на связь этой парочки с высочайшим дуэтом.
