— Не знаю, не помню почему. Он повелел, я повиновался.
— Но почему? Так же не бывает!
Верхние конечности асура, гибкие, точно ветви ивы, взметнулись к потолку:
— Аллах мне свидетель, не знаю.
— Ты призываешь Аллаха в свидетели? — нахмурилась Мелюзина.
— Аллаха, милостивого, милосердного, создавшего нас прежде людей и наделившего нас могуществом от первого дня и до скончания дней.
— Я верю тебе, асур, — поднимая зажатый в ладони перстень, сказала дочь Ардуинари. — И коли так, клятвой твоей заклинаю тебя отныне и до века быть рабом этого перстня и служить всякому, кто станет обладать им.
— Ты не…
— Исчезни! — скомандовала Мелюзина, надевая перстень на палец.
— Что здесь произошло? — утирая пот со лба, гневно заорал Жан Бесстрашный, врываясь в комнату. — Я дергал дверь так, что, будь на ее месте ворота Дижона, вывернул бы их.
— Вам не стоило входить, герцог, только и всего. — Мелюзина начертала пальцем круг в воздухе, и двери соседних комнат распахнулись, точно по ним ударил внезапно налетевший шквал. Вальдар и Лис едва успели отпрянуть, чтобы не получить по лбу тяжелой створкой.
— Что здесь произошло? — не унимался герцог. — Что с Анной, куда делся этот демон?
— У Анны обморок. Самый обычный. Дайте ей нюхательной соли, и она придет в себя. Кардинал погружен в сон и, вероятно, проспит еще несколько часов. Нет смысла будить его, иначе несчастного ждет головная боль, куда более сильная, чем при обычном похмелье. Думаю, не стоит проверять, на что способен этот благочестивый муж в столь плачевном состоянии. А посему, мой юный друг, займитесь своей прекрасной дамой, а ваши соратники проводят меня. Уже наступила суббота, и мне следует поспешить.
* * *
Ночной лес полыхал, озаренный бледным сиянием тысяч, сотен тысяч светлячков. Кони шли легкой рысью, позволяя вполне насладиться полуночной свежестью и соловьиными трелями. Май уже кончился, и певчим птицам не ко времени было услаждать слух томными серенадами. Но ради Мелюзины, совершающей прогулку в неурочный час по своим владениям, они рады были сделать исключение.
— Так все же, что за демона мы изловили? — не удержался от вопроса Лис. — Ну, в смысле, мы пахали, я и трактор. Вы, конечно, изловили, мадам, — вспоминая недавнюю дорогу к святому Урсусу, поспешил уточнить Сергей.
— Это не демон, это асур.
— Автоматизированная система управления ракетами?
— Что?
— Вот и я спрашиваю — что?
— Асуры — пустынные духи, вечные противники дэвов, — пояснила Мелюзина. — И тех, и других именуют джиннами, хотя в прежние времена, когда ворон был еще бел, никто бы, пожалуй, не осмелился назвать скалоподобных дэвов и змеистых асуров родичами. Впрочем, — она на миг задумалась, — сейчас джиннами именуют даже вредную мелюзгу вроде гули. Но вот что странно: асур действительно ничего не помнит. Ни того, как и почему он стал торговцем, ни почему безропотно служил Железному Хромцу. Пока он дрожал и взывал о пощаде, я пыталась углубиться в недра его памяти. Но там — лишь туман. А ведь он не просто служил человеку, что для джинна само по себе ужасное наказание, ибо они, как и все преждерожденные, не считают простых смертных ровней себе.
Она задумалась.
— Прошу извинить меня, — дождавшись паузы, вмешался Камдил. — Вы сказали, когда ворон был бел…
— Старая история, — не дожидаясь конца вопроса, откликнулась фея. — Времена баснословные — о них молчат даже самые древние летописцы. Но, как всегда перевирая истину, повествуют легенды. Это были времена преждерожденных, могущественных, неукротимых, созданных из пламени. Сейчас, глядя на этого асура, трудно представить, что некогда он повелевал всем и вся в выжженных докрасна землях пустынь на юге Счастливой Аравии. Однако это правда.
В те времена, когда ворон был бел, асур был именно таков. Он тогда и предположить не мог, что где-то далеко, в земле, именуемой Фессалия, один из преждерожденных народов схватился с другим и заставил его отступить с горных круч в непроходимые леса. Один из этих народов у вас именуют богами-олимпийцами. Другой — титанами. История эта, как и многие другие, записана в Великой книге, хранящейся в роду Буасьеров. Быть может, когда-нибудь потом, ты, Вальдар, увидишь ее, но сейчас я расскажу о том, почему у ворона стало черным оперение, и о поясе Береники, потому что иначе не понять всего остального.
Приученные к туманным речам феи, Камдил и Лис не стали расспрашивать и уточнять, дожидаясь повествования.
— Так вот, — продолжила Мелюзина. — Олимпийцы и титаны продолжали враждовать между собой, но бывало и другое.
Среди поверженного народа отличалась красотой некая Коронида. Она стала любовницей солнцеликого лучника, златокудрого Аполлона. Впрочем, еще до того она была возлюбленной его брата, Диониса, а заодно с Аполлоном имела еще одного нежного поклонника из народа лапифов, обитавшего в предгорьях Олимпа.
Не берусь сказать, как эта пылкая особа успевала делить свою благосклонность между двумя страстными воздыхателями, но до поры до времени ей удавалось сохранять тайну любовных встреч.
Может, все бы и обошлось, когда бы не ворон.
Олимпийцев, видимо, огорчали частые отлучки Аполлона с Олимпа: без его музыки и песен пиры становились невыносимо тоскливым ритуалом поглощения нектара и амброзии.
Тогда они поручили ворону, который был не темнее снега на вершине Олимпа, служить вестником между повелителем Зевсом и златокудрым Аполлоном. Польщенная столь высоким доверием, птица ревностно принялась выполнять поручение. Как-то раз божественный вестник застал в объятиях Корониды не Аполлона, а его соперника. Вернувшись на Олимп, ворон не сдержался и поведал о том Зевсу и жене его, Гере.
Вероятно, Гера проговорилась своим подругам, потому что за спиной Аполлона начали шептаться, замечая в нем сходство с козлоногим Паном. Аполлон заподозрил, откуда дует ветер, и устремился к возлюбленной. Как раз в ту пору ей пришла пора рожать.
— Если я не ошибаюсь, Коронида родила Асклепия.
Мелюзина остановилась, удивленно поглядела на провожатого и улыбнулась.
— Да, но не только. Она родила двойню. Дионису она до того принесла сразу трех дочерей — харит. Но ведь титаниды — не люди, они рожают без мук. Так вот. Аполлон примчался к Корониде и увидел детей. Один был светел, как он сам. Другой же, напротив, темен, как лапиф. Взревновавший Волчий пастух пустил стрелу и убил неверную возлюбленную. Та же участь скорее всего ожидала и сводного брата Асклепия, которого наименовали Харисом.
Но рядом с Коронидой находилась ее сестра, Береника — яростная воительница, покровительница амазонок, непобедимая в бою. Некогда Арес, первый воин среди олимпийцев, ища внимания Береники, преподнес ей откованный хромым Вулканом пояс, делавший его обладательницу неуязвимой для любого оружия.
