— Что ж, досадно. Быть может, мой дорогой Антонио, ты напомнишь мне еще что-нибудь важное, что я забыл?
— Непременно. Ваше высокопреосвященство помнит, что вы затеяли начать войну против Тамерлана и Баязида?
— Вот как? Зачем мне это было нужно? — Кардинал задумался. — А, ну да, конечно. Они типичные порождения адской бездны. Особенно этот, Тамерлан. Говорят, он родился с железными зубами, весь седой, а в кулаке сжимал затвердевшую каплю горячей крови… Значит, я решил объявить им войну. — Балтасар почесал тонзуру и водрузил на нее алую камилавку. — По-моему, весьма богоугодное дело. Надо будет отписать об этом знаменательном решении его святейшеству, Папе Бонифацию IX.
— Но это же безумие, ваше высокопреосвященство, — с тихой печалью в голосе проговорил слуга.
Благодушное настроение как ветром сдуло с лица кардинала.
— Безумие — предполагать, что я безумен. Этот сьер прав. Если мы не остановим Железного Хромца сегодня, завтра он всех задавит поодиночке. Недавно я слышал от аббата Вермини из Венеции, что Тамерлан складывает настоящие горы из отсеченных голов возле стен захваченных им городов. И заметь, с начала своего похода и до недавних дней этот душегуб шел по землям, населенным единоверцами. Резонно предположить, что к христианам его отношение будет еще более жестоким. Хотя куда уже более. Знаменщик Антихриста ведет кровавую армию тартарейцев на мир, осиянный благостью Спасителя. Ополчимся ли мы против него или же склоним выю, дабы стать еще одной ступенькой у трона врага рода человеческого?! — Балтасар замолк, гневно взирая на замершего слугу.
— Я лишь… Это слишком опасно… — сжавшись, начал оправдываться тот.
— Примерно так я скажу в сегодняшней проповеди. — Кардинал удовлетворенно потер руки. — Раз уж я — командующий армией и флотом его святейшества, папы Бонифация, то, значит, я стану во главе христианского войска.
— Но вряд ли его святейшество решится поддержать столь дерзкий план.
— Кто, Пьетро? Пьетро Томачелли? Этот огрызок не смел молвить и слова поперек моего еще в годы учебы в Болонье. А сейчас без моего совета он и рта на собственной роже не найдет. Куда он денется? Поддержит.
А тот, кто поведет воинство Христово на порождение Антихриста, как Бог свят, будет признан следующим Папой. И заметь, мой дорогой Антонио, тогда уже ни в Авиньоне, ни где-либо еще, ни один епископ, ни один аббат, ни один монах, черти бы их всех разодрали, не посмеет раззявить пасть, чтобы молвить слово против. Ergo sum, борясь с врагами нашей веры, угрожающими извне, я также сражаюсь и с расколом церкви. Все разногласия должны утихнуть, и распри смолкнуть пред общим врагом. Разве я не прав, Антонио?
— Ваша мудрость общеизвестна, монсеньор.
— Вот так-то лучше. И я сверну голову всякому, кто усомнится в этом. Надо придумать, как убедить авиньонского недоумка проявить христианское смирение, а не свою обычную тупость, и не ставить мне палки в колеса. Скажи-ка, Антонио, что там поделывает мой преосвященнейший брат во Христе, Теофил?
— Изволит почивать в соседней комнате ваших покоев.
— Да? А почему не в своих?
— Его высокопреосвященство проиграли свои покои сьеру де Камварону и его спутникам. Вы милостиво разрешили поставить кровать для него в соседней комнате, когда кардинал объявил, что он намерен улечься спать прямо на столе.
— Вот оно, поражение добродетели, — вздохнул граф Косса. — Ну да ладно. Этот бедолага что ж, намерен возвращаться в Авиньон, к своему господину?
— С позволения сказать, вчера ночью вы убедили фра Теофила ехать с вами в Дижон.
— Зачем?
— Мне то неведомо. Но когда кардинал заявил, что желает утром вернуться к Бенедикту XIII, вы угрожали отослать в Авиньон выигранное вами разрешение на развод герцога с подробным рассказом об обстоятельствах, при которых этот документ попал к вам в руки.
— Клянусь хромотою Асмодея, пляшущего на загривке всякого, кто садится играть в карты! Если я так поступил, значит, у меня был какой-то план. Не могу вспомнить какой.
— Мне о том ничего не ведомо, ваше высокопреосвященство, — подавая своему господину наперсный крест, повторил верный слуга, — но вам бы следовало побольше спать и употреблять поменьше вина.
— Скажешь тоже. Ты прямо как моя дорогая мамаша. Даже Спаситель наш в Кане Галилейской превратил воду в вино, а не наоборот, и, заметь, Антонио, в хорошее вино.
Так. Время заняться делами. Пусть все просыпаются. Господь и я уже сделали это.
Балтасар Косса ворвался в соседние апартаменты, как волна цунами в мирно спящий порт:
— Вы что же, забыли? Вчера мы изволили объявить войну Тамерлану. Как можно продавливать перины и пролеживать тюфяки, когда Железный Хромец, подобно смертному остову, стучит костлявою рукой в незапертые врата христианского мира? Отверзните очи, отворите слух, ибо за топотом копыт…
— Шо, пыль по полю летит? — Лис уселся на сундуке и начал массировать виски. — Кардинал, ты чего? На постоялом дворе будильником устроился?
Его высокопреосвященство несколько осекся.
— Пыль, конечно, летит. Но я о другом. За топотом копыт не слышен рев трубы архангела Гавриила.
— А, ты в этом смысле? Капитан, просыпайся, там уже зорю играют.
— Что случилось? — Из соседней комнаты появился Камдил, на ходу застегивая перевязь меча.
— Да вот, преосвященнейший говорит, что враг у ворот, а мы ни куем, ни мелем.
— Как у ворот? Вчера он был в Константинополе. Ваше преосвященство, вы ничего не путаете?
— Короля от дамы покуда отличаю, — без прежнего громового пафоса ответил Балтасар Косса. — Кстати, господа, вы не заметили? В этой округе, как на грех, ни одной пристойной дамы. Я поглядел вчера на жену трактирщика… Ее во время штурма на стену выставлять для устрашения врагов. А если те не устрашатся — сбрасывать им на головы. С полдюжины сволочей под собой похоронит.
Но я не о том. Мы начинаем войну, и это серьезное дело. И как всякое серьезное дело, оно требует серьезных денег.
— О, приветствую такой деловой подход, — заулыбался Лис. — У меня есть пара занятных идей…
— Рейнар, ты опять? — Камдил с поддельным вниманием начал разглядывать потолочные балки.
— Все в рамках приличий. Нельзя допускать застоя монет в одних руках. Нужно срочно освободить эти руки для новых дерзаний.
— Как вчера за столом? — съязвил кардинал. — Кстати, господа, я настаиваю, чтобы вы научили меня этому фокусу.
— Да, расклад «Фараон» — хорошая штука, но, боюсь, его одного все же будет недостаточно для локализации денежных потоков.
В комнату вошел Кристоф с кувшином воды, тазом и полотенцем.
— Прошу извинить меня. — Он склонил голову. — Я не хотел подслушивать, но дверь была приоткрыта, и вы говорили столь громко… Нынче у меня был сон. Я видел мою прапрапра…
