Между тем сигнальные трубы стихли и в разогретом воздухе послышалось несколько глухих ударов.
— Требюше,
[15]
— покрываясь испариной, прошептал наварх.
Град камней обрушился на первую галеру. За камнями полетели зажигательные стрелы. В считанные минуты передовая, а затем и следующие за ней галеры, разбитые и объятые пламенем, начали погружаться в воду. Вопли радости сменились криками о помощи.
— Надо приказать остальным галерам отступить, — глядя, как погружаются в пучину совсем недавно столь прекрасные корабли, наварх взволнованно схватился за аграф своего плаща.
— Зачем? — досадливо поморщился Тамерлан.
— Попытка не удалась. Если галерам не отойти назад, госпитальеры потопят их одна за другой. Слышите этот скрежет? Они поднимают цепь. Вход в залив перекрыт!
Флотоводец поймал на себе холодный взгляд повелителя тартарейцев и в единый миг сник.
— Что за беда, что потопят? Тот, кто умрет сегодня, умрет со славой. И Аллах вознаградит его за верность. Раз вход в залив перекрыт, леванты высадятся на берег и захватят башни. Такова моя воля. Подать сигнал армии приблизиться к стенам Смирны! Пока у нее есть стены.
Тамерлан поднимался по мокрым и липким от крови ступеням захваченной башни. Кое-где еще тлели деревянные полы и брусья перекрытий. Османы, хлопотливо сортировавшие трупы гяуров и погибших левантов, видя мрачного старца, медленно восходящего на верхнюю боевую галерею, опускались на колени, порою в не высохшие еще кровавые лужи, и молча ждали, когда пройдет Железный Хромец. Хасан Галаади, переводчик и собеседник Повелителя Счастливых Созвездий, шел за ним с посланием, только что переданным из крепости в ответ на требование сложить оружие и выйти, отдавшись на милость победителя.
— Командор иоаннитов, возглавляющий гарнизон крепости, пишет, — говорил Хасан, — что готов удерживать Смирну против любого врага в любое время. Что ни одному полководцу не одолеть этих стен. А ежели ты, о Великий амир, намерен держать город в осаде, то он, командор, будет счастлив приветствовать тот день, когда провидение задует светильню твоих лет.
— Вероятно, он смел, этот неверный, — подходя к каменному парапету и устремляя взгляд на видневшиеся невдалеке крепостные стены, медленно проговорил Тамерлан, — а чрезмерная смелость делает его неразумным. Этот несчастный всерьез думает, что, командуя горсткой таких же, как он, храбрецов, может навязать свою волю стаду безмозглых трусов, весь смысл жизни которых — сохранение этой никчемной жизни. Пиши, Хасан Галаади, и пусть то, что я сейчас продиктую, будет переписано сотни раз. «Я, Тимур, Великий амир и Повелитель Счастливых Созвездий, приказал уничтожить этот город. Дома его будут разрушены, стены обращены в пыль, земля перепахана и засыпана солью. Все, кто будет обнаружен в городе, без различия возраста, пола и состояния, будут обезглавлены. Лишь те, кто выйдет, поклонится мне и признает над собой власть мою, останутся живы. Тем, кто откроет мне ворота Смирны, будет сохранена жизнь и имущество. И всякого, на кого укажут они из родни своей, я помилую. Такова моя воля и воля Аллаха».
— Я записал, о великий. Кто доставит написанное в крепость?
— Венецианский капитан.
— Вы отпустите их?
— Зачем? Я и без того был чересчур милостив и сохранил им жизнь. Чем они отплатили мне? Коварством. Никто из них и словом не обмолвился о тех знаках, которыми следовало обмениваться с этими проклятыми башнями. Нельзя прощать измену и коварство. Пусть капитанов, а заодно и всех, кто попал сегодня в плен здесь, отведут к стенам крепости и отрубят головы. Но предварительно засуньте в рот каждому такое послание.
Хасан брезгливо передернул плечами.
— Я вижу, тебе это не нравится, Хасан Галаади.
— Не скрою, умерщвление созданий Аллаха всегда печалит меня.
— Те, кто противится воле Аллаха, вызывают праведный гнев Его, и печалиться тут не о чем. А потому, Хасан, пусть головы коварных нечестивцев зарядят в камнеметы и обстреляют ими город. Вот тогда и посмотрим, как долго храбрый командор сможет удерживать эти камни.
Глава 7
«Всегда полезно оттачивать свой ум о чужие умы».
Мишель де Монтень
Дюнуар обвел взглядом четверых шляхтичей, понуро стоящих перед ним.
— Где он?
— Утек, ясновельможный пан, — с тоскливой безысходностью констатировал один из королевских слуг.
— С каких бодунов он утек? — недобро хмурясь, прорычал барон де Катенвиль.
— Не знаю, что и сказать. — Поляк с трепетом глянул на разгневанного гиганта. Судя по заметной ссадине под глазом, и без того день у шляхтича начался плохо.
— Так. — Дюнуар сосчитал до десяти в одну сторону, потом в другую, потом — то же самое через один. — Вас король послал с незатейливым заданием: привезти сюда рыцаря Яна Жижку. Вы что же, охотились на него посреди большой дороги?
— О нет! Что вы, ясновельможный пан! Как можно? Мы делали, как велел король. Впятером приехали в гостиницу, где квартировал сей рыцарь, я показал королевский указ. Сказал, что государь передает его конно и оружно вашей милости. Ян спросил, что вы за человек, я честно сказал: «Не знаю. Не из наших». Но ведь это истинно так, — словно оправдываясь, продолжал королевский гонец. — Я же ничего такого не сказал…
— К делу! — резко перебил его барон.
— Он мне тогда и говорит, мол, я на вашем языке читать не умею, прочти мне, что в указе написано. Я свиток развернул, а пан рыцарь в меня пивной кружкой ка-ак зарядит.
Шляхтич потрогал ссадину, точно демонстрируя неопровержимые доказательства своих безрадостных слов.
— Паны за мечи схватились, и он, значит, тоже. И такое началось! Я вскочил, на подмогу бросился. Но это не человек, а какой-то черт. — Поляк осенился крестом: — Прости меня, пресвятая Матка Боска Ченстоховска. Мы его и впятером одолеть не смогли. Одного из наших он так помял, что сейчас лекари бедолагу выхаживают.
— Ты мне о Жижке рассказывай, а не о своих терзаниях.
— А что рассказывать? Он окно выбил и выпрыгнул, а там как раз торговец на коне въезжал во двор. Так он купца из седла сдернул, сам вскочил, и — только его и видели. Мы искали, спрашивали, никто ничего сказать не мог.
— Какой был конь?
— Клеппер, — не задумываясь, ответил королевский посыльный. — Буланый, на лбу звездочка, передние ноги в чулках.
— Ишь ты, разглядел. И то хорошо. А теперь убирайтесь.
Шляхтичи, сообразив, что расправы не предвидится, быстро ринулись из баронских апартаментов.
— Магистр Вигбольд, ты слышал?
— Слышал, ваша честь, — отозвался пират.