Ругаться Хотимский не захотел. Цены несколько упали, а умник Берви-Флеровский передал в присутствие прошение об амнистировании и разрешении отбыть в европейскую Россию. Которое я с чувством полного удовлетворения понятливостью Берко Лейбовича и подписал.
Так вот, честный еврей и «поляк» Хотимский готов был поставлять машины для пароходов Магнуса Бурмейстера, но хотел получить десять процентов акций нового предприятия. А датчанин понять не мог, почему должен дважды платить. И за паровики, и долю прибыли.
Я не стал вмешиваться. И раньше не очень верилось, что у датчанина получится основать судостроительное производство без участия туземных предпринимателей. А кроме того, я всерьез опасался, что стоило хоть раз заняться чем-нибудь этаким, потом отбоя от желающих воспользоваться моим посредничеством не будет. И сразу найдутся обиженные. И полетят в Омск очередные кляузы на губернатора…
Была еще одна причина, так сказать, – сельскохозяйственная. Дело в том, что как каинские купцы Еремеевы к осени 1865 года оказались абсолютными лидерами в выращивании сахарной свеклы и соответственно в производстве сахара, так и Хотимский с братьями – в отношении картофеля. Понятно, что тех, что других интересовала в первую очередь возможность выварки из этих корнеплодов банальной водки, а все остальное было уже вторично. Но, глядя на эти две богатейшие династии, постепенно просыпался интерес и у других. Во всяком случае, даже в текущем году под посевы картошки земледельцы губернии отвели вдвое больше земли. А под свеклу – так и вообще втрое. И далеко не все посадки принадлежали Еремеевым или Хотимским.
Я рассуждал так: сахар – это не только сладкий чай. Это и варенья с компотами, и прочие булки с пирогами. Сдобу на зиму не запасешь, а вот под остальное требуется посуда, которую производит по большей части Егор Петрович Исаев. Выходит, одно производство вызывает потребность в другом, а это уже основа региональной экономики.
А картофель – в немалой степени основа сельскохозяйственной безопасности. Сибирь не зря зоной рискованного земледелия считается. Зерновые культуры тут, ну не считая благодатного во всех отношениях Алтая, часто капризничают. То дают небывалые урожаи, что амбаров не хватает, то вообще ничего не дают. И тогда в случае неурожая начинается рост цен, а в итоге – недоедание. Голода-то в Сибири, слава богу, никогда не бывало.
Теперь включаем в схему банальную картофелину. И получаем совсем другую картину. Выросла пшеница с рожью – отлично! Крестьянин сыт, одет и обут, и в кошельке монеты звенят. Не уродилась – тоже не беда. Крестьянин все равно сыт. А деньги в другой год появятся.
Только почему-то аборигены к американскому корнеплоду доверия не испытывали. На огородах из земли куда больше капусты да брюквы с репой торчит, чем развеселой картохи. О помидорах вообще молчу. Такой зверь здесь еще неведом. Слава богу, огурцы лет тридцать уже как выращивать начали.
И ведь, что самое интересное, совершенно бесполезно агитировать за картофель! Сибиряки, конечно, согласятся. Бородами потрясут, затылки почешут, но «второй хлеб» садить не побегут. Пока сосед не начнет и пока из этого что-то путное не получится. А властям туземцы никогда сразу не верят.
Вот и выходит, что пожурить за излишнюю наценку на паровые машины я Бориса Леонтьевича еще мог, а вот давить на него – уже нет. И хорошо, что не пришлось. Сначала осенняя суета отвлекла от кораблестроительных нюансов, а потому уже и не нужно стало. Герр Бурмейстер смирился. Да так, что в итоге принял в компаньоны не только Хотимского, но и Альфонса Фомича Поклевского-Козелла, Тецкова с Тюфиным и татарского князька Мавлюка в придачу. Хорошо хоть контрольный пакет за собой сохранить сумел, и то ладно.
В августе его преосвященство епископ Виталий какого-то ляду убыл в АГО. Не удивлюсь, если отправился настраивать тамошних священников на пропаганду переселения в Южно-Алтайский округ. А мы с Фризелем и Фрезе стали готовить назначенный на сентябрь аукцион концессий.
Ах да, я же не сказал! В самом начале июля ко мне в кабинет явился щуплый и головастый молодой человек и нерешительно протянул бумаги, из которых явствовало, что выпускник Петербургского горного института 1865 года поручик Петр Александрович Фрезе, второй сын начальника АГО, генерал-майора Фрезе, назначен горным приставом на Судженские угольные и Ампалыкские железорудные копи. Герочка мой задумался на минутку и припомнил, что действительно – есть такое положение в горном Уставе Российской империи. Положено, чтобы при разработке недр на государственных землях присутствовал представитель горного департамента Министерства финансов. Для надзора за соблюдением правил и норм, едрешкин корень. Ну и для подсчета выработки, конечно. А иначе как считать государственную пошлину? Если, как я уже говорил, туземцы властям не слишком доверяли, так и государство к местным аналогично относилось.
Петра Александровича, мнится мне, мамки да тетки воспитывали. Но уж никак не мать-маньячка или садист-отец. Ибо оказался сын Александра Ермолаевича, в отличие от папаши, человеком мягким, неконфликтным и, как ни странно, в горном деле вполне компетентным. И ярым сторонником внедрения в шахтах последних достижений современной науки.
Было, конечно, страшновато говорить при нем совсем уж откровенно. Может, и не со зла, а от простоты донесет что не надо до отца, а мне потом отплевывайся. Ведь письма же пишет… Но очень уж заразительным оказался его юношеский энтузиазм. Засиделись однажды втроем до полуночи над прожектами, я их с Павлушей и пригласил у меня в доме переночевать. А перед сном поздний ужин предложил. Так, ничего слишком уж плотного. Чтобы сон не портить. Обжаренные кровяные колбаски, свареный с зеленью картофель, сыр…
После уже, под чай с сахаром и сдобой, от хорошего настроения разговор зашел о разных интересных механизмах и изобретениях. И Петр Александрович, давно уже попросивший звать его просто Петей, возьми да и поведай нам с Павлушей о чудесном двигателе внутреннего сгорания немецкого господина Отто. И о том, как было бы здорово это волшебное изобретение к карете приспособить, чтобы, что характерно, самобеглая коляска получилась. Мол, все уже придумал – и куда поставить, и что крутить, и как на колеса крутящий момент передавать. Только с газовым баллоном беда. И как штурвал устроить, все никак не изобретается.
– Так это что же, Петя? Ваш этот оттовский движитель что, на каком-то газе работает? – не поверил я своим ушам. – Надеюсь, не на водороде?
– Нет, ну что вы, Герман Густавович, – разулыбался молодой человек. – Как можно. Господин Отто обычным светильным газом машины свои питает.
– Отчего же не керосином или еще каким-нибудь продуктом из нефти?
– Оттого, видно, что не смог заставить жидкости вспыхивать в том месте, где нужно, – пожал плечами Фрезе-младший. – Кабы нашелся такой инженер, что открыл бы методу жидкими видами топлива свои машины заставлять работать, так до самобеглых карет всего один шаг бы остался. Жидкости-то, Герман Густавович, куда проще с собой в экипаже возить и по мере потребности доливать.
– Не думаю, чтобы это было особенно сложно, – хмыкнул я, припоминая карбюратор. Пусть я совсем никакой инженер, но не раз разбирал это «потрясающее» изобретение. – Давайте я вам сейчас нарисую…
