Он намеренно все осложнял, ибо вел сейчас речь
о своей собственной жизни, о той ночи, что изменила его судьбу, о лжи, которую
вынужден принять, потому что правду принять было невозможно. А если он хотел,
чтобы смысл его слов дошел до Шанталь, говорить с нею надо было на ее языке.
Однако девушка понимала почти все.
Чужестранец, как и всякий мужчина в годах, наверняка думал только о том, как бы
переспать с молоденькой. Как и всякое человеческое существо, он был уверен, что
за деньги можно получить все. Как и всякий приезжий, он полагал, что
провинциальные девушки столь наивны и неискушенны, что согласятся на любое
предложение — реально прозвучавшее или подразумеваемое в воображении — хотя бы
потому, что оно означает по крайней мере возможность когда-нибудь выбраться из
захолустья.
Не он первый и, к сожалению, не он последний,
кто пытается соблазнить ее так просто и грубо. Шанталь смущало только одно —
слишком уж много золота он предлагал ей: она никогда и не думала, что стоит так
дорого, и это одновременно и льстило ей, и вызывало у нее ужас.
— Я не ребенок, чтобы верить обещаниям, —
отвечала она, желая выиграть время.
— И тем не менее верила и продолжаешь верить.
— Вы ошибаетесь; я знаю, что живу в раю, я
читала Библию и не повторю ошибки Евы, которая не хотела довольствоваться тем,
что имела.
Разумеется, она говорила неправду и в глубине
души уже начинала тревожиться, что чужеземец потеряет к ней интерес и уйдет
прочь. На самом-то деле это она заманила чужеземца в ловушку, подстроив эту
встречу в лесу и выбрав себе такой стратегически выгодный пункт, чтобы на
обратном пути он никак не мог разминуться с нею, — так, чтобы было с кем
поговорить, было от кого услышать обещание, а потом несколько дней кряду
предаваться мечтам о том, что вот, может быть, придет новая любовь и она
навсегда покинет долину, где родилась. Несмотря на многочисленные сердечные
раны, Шанталь верила, что еще повстречает человека, которого полюбит на всю
жизнь. Было время, когда она отвергала представлявшиеся возможности, считая,
что это — не то, что ей нужно, но теперь чувствовала, что время летит слишком
быстро, быстрей, чем казалось прежде, и готова была покинуть Вискос с первым
встречным, с любым, кто предложит увезти ее отсюда, пусть бы даже она и не
испытывала к нему никаких чувств. Шанталь была совершенно уверена, что научится
любить его: в конце концов, любовь, как и многое другое, — это вопрос времени.
Размышления ее прервал голос чужеземца:
— Вот я и хочу понять, где мы живем — в раю
или в аду. Капкан захлопнулся.
— В раю. Но даже рай в конце концов
приедается.
Это был пробный шар. То, что произнесла
Шанталь, на самом деле означало: «Я свободна, я — не прочь». А он теперь должен
был бы спросить: «И тебе тоже рай приелся?»
— И тебе тоже рай приелся? — спросил
чужеземец.
Теперь надо вести себя поосторожней, не пороть
горячку, не спугнуть добычу.
— Сама не знаю. Иногда чувствую, что приелся,
а иногда кажется, что мне суждено жить здесь и вдали от Вискоса я бы просто не
выдержала. Следующий шаг: изобразить полное безразличие.
— Ну, ладно, раз уж вы мне ничего не хотите
рассказать про это золото, то спасибо вам за приятную прогулку. Пойду на свой
бережок читать свою книжку. Спасибо.
— Минутку! Ага!
— Разумеется, я хочу объяснить тебе, что это
за золото, а иначе зачем бы мне тебя приводить сюда?
Секс, деньги, власть, посулы — так она и
знала! Однако Шанталь сделала вид, будто ждет потрясающего открытия: мужчины
находят какое-то странное удовольствие в ощущении своего превосходства, а того
не знают, что в большинстве случаев ведут себя абсолютно предсказуемо.
— Вы, должно быть, человек очень опытный,
знающий жизнь и можете меня многому научить.
Вот так и надо! Важнейшее правило — в нужный
момент, чтобы не спугнуть, слегка ослабить хватку, погладить по шерстке.
— Вот только странная у вас привычка: в ответ
на самый простой вопрос разводите длинные рацеи насчет обещаний или насчет
того, как всем нам следует жить. Я с большим удовольствием останусь, если
только скажете то, о чем я вас спрашивала с самого начала: кто вы такой и что
здесь делаете?
Чужеземец, который до этой минуты продолжал
созерцать горы, теперь перевел взгляд на девушку. Ему столько лет приходилось
иметь дело с разнообразнейшими представителями рода человеческого, что теперь
он мог бы с большой долей вероятности сказать, о чем она думает. Шанталь почти
наверняка считает, что он показал ей золото, чтобы поразить своим богатством — точно
так же, как сейчас она старается своей юностью и безразличием произвести
впечатление на него.
— Кто я такой? Ну, скажем, тот, кто уже
довольно давно отыскивает одну истину; теоретически я ее установил, а проверить
на практике не пришлось пока ни разу.
— Что же это за истина?
— Она касается природы человеческой. Я открыл,
что если представляется нам возможность впасть в искушение, то в конце концов
это непременно произойдет. Любое человеческое существо на земле — при
благоприятных условиях, разумеется, — предрасположено творить зло.
— А я считаю…
— Речь не о том, что считаешь ты, или что я
считаю, или во что бы нам хотелось верить. Речь о том, верна ли моя теория. Ты
хотела знать, кто я? Я — промышленник, я очень богат и очень известен, у меня
под началом были тысячи людей, я был с ними в случае необходимости жесток, а
когда нужно — добр.
«Я — тот, кто въяве испытал такое, что другим
людям не привидится и во сне, тот, кто обретал безграничность блаженства и
обладал беспредельностью постижения. Я — тот, кто познал рай, считая, что
томится в преисподней семейной обыденщины, и тот, кто познал ад, хотя мог бы
наслаждаться раем полной свободы. Я — тот, кто всю свою жизнь творил и добро, и
зло, и, думаю, никто на свете не подготовлен лучше, чем я, к ответу на мой
вопрос о самой сути бытия. И вот поэтому я здесь. И я знаю, о чем ты сейчас
спросишь».
Сбитая с толку Шанталь почувствовала, что
необходимо сейчас же вновь обрести почву под ногами.
— Вы ждете, что я спрошу: «Для чего вы
показали мне золото?» А на самом деле я хочу знать, что делать у нас в Вискосе
промышленнику с громким именем и большими деньгами, если ответ на свой вопрос
он может получить, порывшись в книгах, поучившись в университете или просто
принаняв какого-нибудь знаменитого философа.
Чужеземцу пришлась по вкусу сообразительность
Шанталь. Вот и славно: он опять — впрочем, как и всегда — сделал правильный
выбор.
