Ваймс посмотрел на уродливую громаду дворца. Чистые простыни вдруг показались такими соблазнительными.
— Я не могу появиться перед патрицием в таком виде, — проговорил он.
— Я договорился с секретарем Стукпостуком, сэр. Горячая вода, бритва и большая кружка кофе ждут во дворце.
— Ты обо всем позаботился, Моркоу…
— Надеюсь, сэр. Теперь ступайте.
— Но и я кое о чем позаботился, а? — заявил Ваймс, радостно покачиваясь. — Лучше мертвецки пьяный, чем просто мертвый, да?
— Классический прием, сэр, — заверил его Моркоу. — Годится для учебника истории. А теперь идите, сэр. Я поищу Ангву. Ее постель не смята.
— Но в это время месяца…
— Знаю, сэр. В корзинке она тоже не ночевала.
Из сырого погреба, который некогда был чердаком и в котором теперь хлюпала грязь, вурмы выползали сквозь маленькую дырку меж давным-давно сгнившими деревянными планками.
Доску пробил чей-то кулак. Промокшее дерево треснуло и раскрошилось.
Ангва протиснулась в очередную темноту и наклонилась, чтобы помочь Салли. Та отозвалась:
— Ну вот, опять какая-то дыра.
— Я надеюсь, — сказала Ангва. — Думаю, нам нужно подняться еще как минимум на один уровень. Здесь есть арка. Пошли.
Столько тупиков, заброшенных вонючих комнат и ложных надежд… и слишком много грязи.
Наконец запах сделался почти осязаемым, он стал частью темноты. Ангва и Салли перебирались из одного зловонного и мокрого помещения в другое, ощупывая грязные стены в поисках замурованных дверей и ища хотя бы крошечный лучик света на потолках, покрытых хоть и необычными, но все равно отвратительными наростами.
И тут обе услышали музыку. Пять минут они брели, поскальзываясь, прежде чем оказались у замурованной двери, но поскольку ее заделали, используя суперсовременный анк-морпорский раствор из песка, лошадиного навоза и овощных очистков, несколько кирпичей уже вывалились сами собой. Салли выбила почти все остальные одним ударом.
— Прошу прощения, — сказала она. — Вампирская привычка.
За разбитой стеной стояли бочонки. Судя по всему, сюда регулярно заходили. В погребе была нормальная дверь. Монотонная унылая музыка доносилась сквозь доски потолка. В нем виднелся люк.
— Так, — произнесла Ангва. — Там, наверху, люди. Я их чую…
— Я могу насчитать пятьдесят семь бьющихся сердец, — добавила Салли.
Ангва многозначительно посмотрела на нее.
— Знаешь, я бы на твоем месте не хвасталась таким талантом.
— Извини, сержант.
— Людям неприятно это слышать, — продолжала Ангва. — Лично я, например, способна раздавить в пасти человеческий череп, но я же не сообщаю об этом направо и налево…
— Я запомню, сержант, — сказала Салли с неестественной кротостью.
— Вот и хорошо. Так… на кого мы похожи? На болотных чудищ?
— Да, сержант. Твои волосы — сплошной комок зеленой слизи.
— Зеленой?..
— Боюсь, что так.
— А платье осталось где-то внизу. И вдобавок уже настало утро. Э… ты сейчас можешь превратиться в стаю мышей?
— При дневном свете?! Разделиться на сто пятьдесят слепых частей? Нет! Но ты-то, если не ошибаюсь, можешь стать волком!
— С твоего позволения, я бы предпочла не появляться из-под пола в виде покрытого слизью чудовища, — заметила Ангва.
— Да, понимаю. Это плохая реклама для заведения. — Салли соскребла с себя комок слизи. — Фу. Какая дрянь.
— Лучшее, на что мы можем надеяться, — что нас никто не узнает, когда мы бросимся бежать, — сказала Ангва, вытряхивая желеобразную зеленую гадость из волос. — По крайней мере мы… О нет.
— В чем дело?
— Шнобби Шноббс! Он там! Я его чую! — Ангва энергично ткнула в половицы над головой.
— То есть… капрал Шноббс? Тот маленький прыщавый… человечек? — уточнила Салли.
— Надеюсь, мы не под Ярдом? — Ангва в панике огляделась.
— Сомневаюсь. Кто-то танцует, судя по звуку. Но послушай, как ты можешь учуять человека… в таком хаосе?
— Поверь, эта способность всегда со мной.
В случае капрала Шноббса запахи прелой капусты, мази от прыщей и незаразной кожной болезни слились в странное амбре, которое касалось носа, производя примерно тот же эффект, что и пила, касающаяся струн арфы. Запах был не такой уж мерзкий, но очень напоминал своего хозяина. Нечто странное, вездесущее и совершенно незабываемое.
— В конце концов, он наш коллега-стражник, не так ли? Разве он нас не выручит? — спросила Салли.
— Мы голые, младший констебль!
— Теоретически — да. Но грязь такая липкая…
— Мы голые под грязью!
— Да, но будь на нас одежда, под ней мы тоже были бы голыми, — заметила Салли.
— К черту логику! Сейчас я меньше всего хочу видеть, как Шнобби скалится, глядя на меня!
— Но ведь он видел тебя в волчьем обличье? — спросила Салли.
— И что? — огрызнулась Ангва.
— Ну, чисто теоретически ты тогда тоже голая…
— Не говори ему этого!
Шнобби Шноббс, сидевший в теплом красном свете, толкнул локтем сержанта Колона.
— Не надо закрывать глаза, сержант, — сказал он. — Здесь все законно. Беллочка говорит, это художественное торжество женского тела. И потом, она же одета.
— Две кисточки и сложенный носовой платок — не одежда, Шнобби, — ответил Фред, уходя в глубь кресла.
«Розовая киска»! Нет, разумеется, он служил в армии, а потом в Страже. Невозможно провести столько времени на службе, не повидав хоть раз нечто подобное. Три раза, если быть совсем уж точным. Вдобавок Шнобби совершенно справедливо заметил, что одежда балерины тоже не оставляет большого простора для воображения (по крайней мере, для воображения Шнобби), но, раз уж на то пошло, балет — это искусство, судя по тому, сколько стоит на него посмотреть, хоть балету и недостает пьедесталов и амфор. Кроме того, балерины не крутятся вниз головой. А хуже всего было то, что Колон уже заметил среди зрителей двоих знакомых. К счастью, они его не видели — всякий раз, когда он украдкой посматривал на них, они глядели в противоположную сторону.
— А вот это самая сложная штука, — бодро прошептал Шнобби.
— Э… правда? — Фред Колон снова закрыл глаза.
— Да. Называется «тройной штопор».
— Слушай, а дирекция не возражает, что ты сюда ходишь? — спросил Фред, еще глубже уходя в кресло.
— He-а. Им нравится, что в клубе бывает стражник, — ответил Шнобби, продолжая смотреть на сцену. — Они говорят — тогда публика хорошо себя ведет. И потом, я прихожу только затем, чтобы проводить Бетти домой.
