— Сейчас «уклонит», — прошептал сталкер, когда тошнота прошла и он открыл глаза.
Из-за того, что недалеко от гравитационного концентрата аномально увеличивалось земное притяжение, возникала иллюзия, что весь мир вдруг становится склоном бесконечной горы, и с каждым шагом этот склон становится все круче, и сорваться в бесконечное, страшное падение все легче. Даже горизонт постепенно становится вопреки любой логике жуткой бездонной пропастью, и избавиться от этого наваждения было очень непросто. Бывалые сталкеры знали такой трюк грави-ловушек и иногда даже рисковали «ходить по склону» за артефактами, если аномалия была молодой и потому маломощной. Здесь же все оказалось сложнее…
Да, мир стал наклоняться прямо под ногами Семена, и те ямы, к которым он медленно приближался, стали казаться не дальше по дороге, а ниже по склону «холма». По мере того как усиливалось действие аномалии, Семен вначале присел, чтобы не «соскользнуть», а потом и вовсе лег на спину, цепляясь за неровности асфальта подошвами крепких ботинок. Рокот становился все громче, и временами Шелихова «схватывало» так, что ему приходилось даже немного съезжать «под уклон».
— Не захватил, дурак, в магазине моток веревки… — самому себе прошептал Семен, удивляясь полному отсутствию привычного страха. — Обвязаться бы, чтоб не стаскивало… а, ладно… свинья не съест, если шеф не захочет.
В отличие от известных Семену аномалий эта действительно не имела четкой границы, возможно, потому, что была воистину огромной. Потому и действие гравитации недалеко от провала Шелихов начал ощущать постепенно.
Вначале мир «выровнялся», почти потеряв свой кажущийся «уклон». Но взамен этого Семена прижало к земле так, словно сверху на него навалились мягкие, но тяжелые мешки. Стало намного труднее дышать, и Шелихов с усилием перевернулся на живот. Немного удивляясь тому, как проступили под кожей сухожилия и суставы на кистях, и неприятному ощущению того, как потяжелело и обвисло лицо, Семен просто лег на землю пластом, давая отдых занывшим мышцам шеи, которым стало очень тяжело держать изрядно добавившую в весе голову. Дышать, как ни странно, стало немного полегче, хотя к неприятным ощущениям добавилось жаркое покалывание прилившей к коже крови на животе и груди. Ко всему прочему закружилась голова, да еще неожиданно и буквально с медвежьей силой потянуло к центру аномалии, после чего постепенно отпустило. Протащило, правда, всего ничего, но Семен до крови содрал кожу на лбу и щеке и скорее всего изрядно попортил камуфляж.
— От… су-ка… — прохрипел Серый, силясь поднять голову. Получилось не сразу — сталкера с силой давило к земле, шея, казалось, затрещит от усилий, да еще и зрение поплыло куда-то в сторону, сознание обескровленного мозга быстро заволакивало чернотой.
«Твою мать, а… не достаю, — успел подумать Шелихов, прежде чем снова опустить голову, да не просто опустить, а пребольно стукнуться об асфальт скулой, и без того рассаженной рывком нестабильной аномалии. — Если выберусь живым… то своим придуркам скажу, особенно ученому, чтоб не распространялись о моем, блин, тупом подвиге. Засмеют свои же на фиг…»
Отдышаться. Подтащить к груди потяжелевшие руки и, упираясь локтями, продвинуться на десяток сантиметров дальше. И еще раз. И еще.
Голова уже почти не поднималась. В висках молотил пульс, отдаваясь в затылке острой, пронзающей болью, начали гореть и слезиться глаза, из носа как-то быстро, с отчетливо слышимыми шлепками начали падать и сразу растекаться в розовые круги капли крови. В легких хрипело, дышать стало совсем тяжело, и Семен делал короткие, мелкие вдохи, так как глубоко вдохнуть просто не получалось — сверху давило так, что ребра едва не трещали.
Голова уже соображала плохо, но в сознании промелькнула почти ехидная мысль: «Идиот ты конченый. Если ты сейчас и руку-то с трудом поднимаешь, то как собираешься бросать зонд? Думаешь, он возьмет вот так, да и полетит, а не впечатается в асфальт рядом с тобой? Здесь его из пушки выстреливать придется, чтобы он хоть несколько метров успел пролететь…»
Шелихов замер, распластавшись под ощутимо тяжелеющим прессом аномалии. В боку кольнуло острой, пронзительной болью. В таких случаях, когда наступал, по выражению незабвенного Кисляка, «в натуре полный аллес», Серый тихонько говорил сам с собой. Как ни странно, в критических ситуациях это ему помогало собраться и найти верное решение. Шелихов почувствовал отчаяние, именно отчаяние, что все зря, и придется возвращаться от мелькнувшей на несколько ярких секунд свободы в постылое прошлое, к надоевшим до тошноты страхам и воспоминаниям.
«Как ее, сволочь, туда забросить? Дуровинка-то крошечная, с сигарету, и весу в ней грамм десять, не больше, но это если бы аномалия, скотина поганая, ее к земле не давила. Не заброшу даже на полметра, куда на фиг, тут до центра еще двадцать с лишним хороших шагов. Как, блин?»
«Как-как… каком кверху, — подумал про себя Семен, так как даже шепотом произнести что-либо было уже невозможно. — Аномалия нестабильная, видишь, вот и опять прихватила да полметра проволокла… су-ка… давай еще, зараза… подволакивай…»
Серого снова со страшной силой рвануло к аномалии. Несмотря на то что на Семене уже лежало не меньше, чем в половину тонны незримого груза, его с громким шорохом протащило по асфальту, словно по мелкой терке. На дороге осталась метровая красная полоса.
«Ч-черт… твою мать, больно как… ничего, ничего. Давай еще, тварь».
Семен вытянул вперед руку с детектором, корпус которого стал скользким от крови, и приготовился сбросить большим пальцем цилиндрическое тельце зонда со шпули.
От следующего рывка сталкер едва не потерял сознание, но все же успел выщелкнуть на дорожку зонд. Цилиндрик лениво прокатился по асфальту десять метров и замер почти у края провала, на границе спрессованного в серое желе воздуха.
«Тва-арь… не долетело… вот же тварь…»
Шелихов уронил голову на землю и изо всех сил попытался вжаться в асфальт, чуть ли не вцепиться в него ногтями, чтобы пережить следующий всплеск аномальной энергии.
Удар был силен. В глазах заплясали алые с черной окантовкой круги, из легких на несколько долгих тошных секунд выдавило весь воздух, но Семен удержался на месте, не столько из-за собственных усилий, сколько из-за незримого пресса, давилки, под которой уже различимо потрескивали ребра и что-то нехорошо растягивалось в животе. Но этот же всплеск сбросил зонд в ямину, со шпули со взвизгом стянуло весь тонкий провод, который и оборвало со звуком лопнувшей струны. На экране «Шелеста», кроме мигающего сигнала опасности, на несколько секунд мелькнули ряды цифр, появились какие-то графики и схемы.
И Семен, мысленно крича от боли в напряженных до предела мышцах, повернул назад, вжимаясь в асфальт при каждом рывке невидимой злобной силы, пытающейся затащить человека на дно огромной канавы. Но Шелихов упрямо полз, отвоевывая у наседающей смерти метр за метром, выцарапываясь из-под мягкого, удушливого завала, почти по-звериному желая просто выжить. К тому времени, когда Семен добрался до крепких рук Ткаченко и Лазарева, он уже не помнил, зачем полез в аномалию, для чего рисковал жизнью, да и вообще забыл, где он и кто он.
