— Ну, спасибо… — Ткаченко невесело улыбнулся, усаживаясь возле кострища и сбрасывая свой рюкзак. — Падайте, господа хорошие. Сдается мне, придется нам тут немного позагорать, а заодно и перекусить, и всякие интересности послушать. Начнем с господина сталкера Серого.
Шелихов никогда и никому раньше не рассказывал свою жизнь… да что там, даже о том, что случилось в ходке, кого встретил в Зоне и от кого отбивался, никто из коллег по несчастью от сталкера Серого не слышал. В баре приходилось только догадываться по его отлучкам, да по тому, что заказывал неразговорчивый мусорщик после ходки. Ноль двадцать пять водки, кусок жареного мяса с картошкой и стакан апельсинового нектара из пакета — рейд был удачным, хлама принес нормально, уже сдал. Тарелка пустых макарон с дешевым кетчупом и жидкий безвкусный «кофей» из пакетика — принес мало или вообще пустой вернулся. Покупает патроны — ну, точно, стрелял… а в кого, где, как — клещами не вырвешь. Подходили, конечно, поначалу особенно, спрашивали, как, мол, и что там было. Серый отвлекался, вилку откладывал и так спокойно: «Да, кой-чего было… ну, там… вот». И все. И дальше свою картошку или макароны ковырять и тихо потом из бара отсыпаться перед следующим выходом. Серый он и есть Серый… мусорщик. Кому было о нем что интересно, очень быстро отстали, а остальные, коих было подавляющее большинство, и в упор не замечали серую фигуру в углу бара. Кто? Да так… местный бродяга. По чуть в Зону лазает, окраины топчет… в проводники? Не, он точно не пойдет… Заказ на артефакт? Это вы, господин профессор, лучше во-он к тому дылде подойдите, он притащит. А какие еще заказы?
И Шелихов, услышав это слово, тихо, не внешне, а где-то в самой глубине души вздрагивал, стараясь не поднимать глаз, не обращать на себя внимание. Серый он. Серый. И нечего им интересоваться.
Семен тоже присел у бывшего костра, отложил подальше трофейный рюкзак — будет с ним еще время разобраться — и почему-то улыбнулся от странного, жутковато-жгучего ощущения на сердце и той неожиданной легкости, с которой ему дались его первые слова.
— Я убийца. Наемник, если угодно.
— Ох ты ж ё… бывший?
— Нет, товарищ капитан. В такой профессии бывшими не бывают.
— Слушаем. — Военный даже не изменился в лице, хотя по глазам и читались удивление и некоторая не то неприязнь, не то даже намек на уважение.
— Жизнь у меня началась обычно и неинтересно. — Шелихов прикрыл глаза и откинулся спиной на рюкзак. — Уездный городишко, даже не районный центр, а так, большая деревня с советскими недостроями и деревянными развалюхами по окраинам. Просто школа, просто институт, заброшенный по глупости да раздолбайству. В армию категорически не хотелось, родителям долгое время ничего не говорил, а к тому времени, когда повестка из военкомата пришла, мать в больницу положили с серьезным диагнозом. Бате не до меня стало, что институт провалил, и что повестки выкидывал, и от милиции прятался, как-то мимо него прошло. Потом мать умерла, а папаня одну деваху на двадцать лет моложе нашел, мы с ней, кстати, когда-то на одном курсе учились. Особо с батей мы никогда не ладили, тогда я его тем более не доставал, и постепенно мы друг на друга просто… забили, короче. Не ссорились, нет, не ругались, но общение наше сначала сошло на пару слов в день утром и вечером, потом, когда я уже отдельную хату себе нашел, раз в неделю, а потом и просто звонок на Новый год с поздравлением. Ничего не помню ни хорошего за ним, ни плохого… разные люди со своими жизнями.
Семен сел поудобнее, достал фляжку. Ткаченко, правильно поняв намек, проворно расставил три крошечных металлических стаканчика из «туристического набора».
— Ну так вот… ни законченного образования, литературного, кстати, ни своего дома, ни особых перспектив… перебивался случайными заработками. Грузчик, на стройке разнорабочий, дворником даже побывать довелось, пока не выкинули за пьянку и лень. Просто безработный сборщик бутылок, картона и чермета… вот это жизнь была. А я молодой, дури в голове много было, ну, куда только не влезал. Там, в общем, компьютерный клуб был поблизости, и мелочь разная туда бегала в игрушки рубиться… не бесплатно, само собой. Предки их обычно не в курсах, куда чадо смоталось и куда денежки из кошельков пропадают, а клуб штука, в общем, не сказать чтоб грошовая. Ну, грешным делом шакалил я возле этого самого игрового зоопарка и вместе с парой братушек немного тряс школьников на деньги. Одного, другого, третьего… к ночи, глядишь, и на пиво, и на воблу, иногда даже самим у компов посидеть было приятно. При удаче получалось даже какого-нибудь откормленного гусака в подворотне обуть, тогда денег хватало на неделю-полторы. Со временем я вообще любые заработки бросил и по вечерам в спальных районах с дружками по стае гопничал. Сначала по мелочи, потом уже и внаглую грабили, потом нас, молодых отморозков, местный крупняк приметил и начал задания назначать. Продавца какого побить, чтоб исправно аренду выплачивал. Ларек поджечь, если не платит. Избить у подъезда до полусмерти… машину разбомбить. Всем занимался Семен Шелихов, ничем не брезговал… и как-то так получилось, что дядя один, Кисляк звали, не то в шутку, не то всерьез предложил другого дядю завалить. Разговор один на один был, и тон чуть ли не полушутливый, но глазки у Кисляка этого были как ледышки, до сих пор помню — синие такие, ясные и неподвижные, словно у змеи. Сумму назвал и спросил, возьмусь ли. Я согласился… нутром почуял, что если откажусь, то Кисляк этот меня вечером в багажнике вывезет подмосковную землю удобрять. Получил я от него пистолет с глушителем и задаток, а также намек, что он, Кисляк, человек известный, уважаемый, и в своей среде авторитетный, и случись что, вякну там не вовремя, намекну или просто неправильно посмотрю, то меня не просто убьют, а с особой выдумкой. Да только я же не полный дебил и без угроз понял, что задание-то есть, а вот разговора этого никогда и не было. Так и сказал… Кисляку понравилось. Две недели мне срока дали, да я за три дня управился. Вечерком у подъезда к машине подошел, постучался в стекло, открыли. Узнал, что тот, кто и нужен, извинился за каким-то хреном, три раза в череп шлепнул, гильзы подобрал, как Кисляк просил, и спокойно свалил дворами. Недалеко от метро на всякий случай обувь и одежду сменил в подворотне, на поезд сел и домой. Все.
— Однако… — покачал головой Ткаченко. — И как оно на душе было потом?
— А никак, — честно ответил Шелихов. — Небольшой такой мандраж, немного руки тряслись и коленки слабели, пока к машине подходил. А как постучался в стекло, так все и успокоилось. И потом ни разу в душе ничего не екнуло — поужинал, водочки выпил и спать. Кисляк сам меня потом нашел, денег дал, не столько, правда, сколько обещано было, даже не треть, но на прожитье хватило. Через два месяца еще кто-то Кислому помешал, потом еще… и я работал. Не светился, напарников не брал, заказы только через Кисляка и без свидетелей. Все планировал до мелочей, пути отхода, жилье, время, режим… настропалился улики путать. Кисляк мне хорошие книжки подкидывал по криминалистике, учебники, даже где-то литературу для внутреннего пользования МВД доставал. Я хорошо разбирался в том, как и где ищут, какие следы оставлять нельзя ни в коем разе, а какие очень даже можно и нужно, научился составлять парикмахерские сборы и нюхательные смеси для собак, сам Кисляк обучил меня и ножу, и пистолету — волчара опытный, все умел. До многого я и сам потом дошел, уже в полевой, так сказать, работе. Всегда осторожничал, не рассчитывая на удачу, всегда один основной и несколько дополнительных планов, всегда тщательная подготовка, никаких зацепок, и потому только вы, господа, в курсе, кем был Серый. Так было долго… заказы я особо не считал, но их было немало за несколько лет работы. Группировка Кисляка не без моей помощи стала пользоваться особым уважением среди братвы. Правда, под уважением в том случае следовало понимать смесь ненависти и страха. Пытались его и убрать, но он всегда избегал смерти — с его интуицией и хитростью ему бы сталкером стать, а не главарем группировки. Вскоре все конкурирующие дяди усвоили — кто с Кислым полюбовно не договорился, тот будет труп. Через день, месяц или полгода, но будет. И никто даже не предполагал, кто работает на главаря, кто эта сволочь… но заочно прозвали Серым, от того, наверно, что никто меня так или не заметил, или не запомнил на месте работы.
