— Кто знает… кто знает… — закрыв глаза, шептал Шелихов. — Ах, зараза, как оно все получается… опять… ну жизнь пошла…
— Эй, ты чего? — обеспокоенно спросил Ткаченко, тронув Серого за плечо. — Ты чего, дружище? Все, уделал ты их… ну, блин, профи. Эти двое раму на себе вынесли и дружненько в аномалию влезли. Молодчина, в общем. Не прогадали мы с тобой, сталкерюга.
Шелихов, безучастно взглянув на капитана, отмахнулся и снова прикрыл глаза. Мысли исчезли, и сталкер просто слушал, как радовался Лазарев тому, что бандиты ничего не напортили в приборах, и сокрушался, что неизвестный аноб и два институтских контейнера, видимо, сгинули в аномалии вместе со старателями. Ткаченко тем временем собрал оружие, положил рядом со сталкером его дробовик и начал деловито обыскивать трупы.
— Эй, наука, вон, посмотри, что за вещь? По-моему, оно по вашей части… — Капитан передал Лазареву узкий прозрачный клин с грубой алюминиевой рукояткой. — Сдается мне, бандосы вместо ножа этой штукой пользовались.
— Аноб за номером девяносто восемь. — Ученый взглянул без особого интереса. — Распространен, хотя и дорог, но, правда, только на черном рынке. Центр ими уже почти не интересуется, а вот у… хм, местных, скажем так, частников они идут на ура. Вещь в самом деле полезная… и, кстати, не советую пробовать остроту пальцем.
— Поздно, — буркнул Ткаченко. — Сволочь, словно в масло… ладно, что хоть неглубоко. Как называется?
— В просторечии — «стеклорез» или «витринка». Подходящие по размеру и форме заливают расплавленным металлом, рукоятку обтачивают — вот тебе и ножик.
— На вид — стекло простое, — хмыкнул Ткаченко, перевязывая кровящий палец.
— Может, оно и было когда-то стеклом. — Лазарев пожал плечами. — Мы на специальном стенде такие штуковины испытывали. В общем, твердость у девяносто восьмого значительно превосходит алмазную, а по прочности и упругости все известные марки сталей — более чем в десять раз. Если при экстремальных нагрузках и ломается, то почему-то с высокотемпературной вспышкой и взрывом.
— Там еще, в Зоне, у нас в ходу вечные бритвы были, — буркнул Шелихов. — Печник Сляпа как-то раз в одном универмаге из аномалии целую коробку вытащил, несколько сотен «Невы». Половину научникам сторговал, другая по сталкерам разошлась… знатные ножи из этих бритв один местный умелец делал… лезвия как-то в клинок заковывал — и вуаля. Стоил такой резак, правда, как трехмесячный хабар, но… он того стоил. Сам видел, как мастер таким ножичком стружку с арматурины снимал.
— Ну, был у тебя такой? — заинтересованно спросил Ткаченко.
— Куда мне… мусорщик я, капитан. — Шелихов, не открывая глаз, улыбнулся. — Не всякий нормальный сталкер мог такую вещицу приобрести. Да и… как-то не всем по душе с дорогой снарягой в Зону ходить. Оно чревато.
— Объекты за номером двести двадцать девять «а», четвертая группа второго типа, — словно по книге отчеканил Лазарев. — Помню, нам приносили на серию экспериментов несколько таких бритв. Ох… сталкеры… ну разве можно редкие, фактически уникальные объекты, всего раз за всю историю Зоны образовавшиеся, на какие-то дурацкие заточки пускать?
Совершенно удивительные электромагнитные свойства, идеальная сверхпроводимость металла, аномальная прочность кристаллической решетки…
— Можно, наука. Еще как можно. — Шелихов даже улыбнулся. — Ну, вот скажи мне, Игорь… есть ли дело нормальному, обычному сталкеру до какой-то там сверхпроводимости, а? И до того, что бритва магнитит как-то там уникально, интерес разве есть? Нет, дружище… для него важно только то, что лезвия никогда не тупятся. То есть вообще никогда, что бы этим ножом ни делали — батон ли порезать, шкуру с какой-нибудь тварины снять или вон, как сейчас, подонков на ноль помножить, — с какой стороны ни глянь, вещь в хозяйстве очень нужная.
— Вы, уважаемый, немного не правы. — Игорь кашлянул и сделал рукой неопределенный жест. — Одно дело из артефактов… анобов поделки мастерить, и совсем другое — отдать их на изучение, пользу принести не одному человеку, а всему человечеству. Кондовый, дремучий эгоизм, как я заметил, вещь очень вредная, сталкер Серый.
— А разве можно редкие, фактически уникальные объекты, образующиеся только в Зоне, на какие-то дурацкие электрогенераторы пускать? — задумчиво спросил Семен. — Удивительные, неизученные по причине невозможности изучения свойства, синий огонь в кристаллах, аномальные гравитационные свойства — а ученые их бац, и на вечные батарейки для своих машин и лампочек. Ай, как не стыдно вам, эгоистам, немного менее махровым, чем сталкеры, гвозди микроскопами забивать.
Игорь открыл рот, закрыл, хмыкнул. Попытался было что-то сказать, но покачал головой и негромко рассмеялся вместе с Ткаченко.
— Признаю… ладно, уел, сталкер. С другой стороны, если есть фактически дармовая электроэнергия, ну, не считая стоимости самих анобов, а она немалая, то грех не использовать, как я думаю. Знаете, друзья мои, что экспериментальные генераторы, построенные на самых первых анобах электрической природы, до сих пор исправно работают? И, что самое интересное, выход электроэнергии ничуть не снизился за более чем десять лет, а анобы не потеряли в характеристиках. Налицо грубое нарушение фундаментальных физических законов, но, скажу я вам, это самое нарушение могло бы толкнуть цивилизацию на столетия вперед, ликвидировав энергетический кризис…
— Бесплатного сыра не бывает, — бросил Ткаченко. — Генераторы, конечно, хорошо, но к ним в нагрузку Зону добавили. И уже не одну. Толку-то в этих ваших энергиях, ежели ими пользоваться будет некому…
— Определенно, немного, — вздохнул ученый. — Но это лишь при самых мрачных вариантах развития событий.
— Давайте-ка, господа хорошие, заканчивать обсуждение ненасущных проблем. — Шелихов рывком поднялся с пола. — Зона и ночь, а этот дом далеко не крепость. Трупы очень советую выбросить на улицу, мало ли. Хоть и нечасто, но бывают с ними разные очень неприятные сюрпризы. Потом дежурить будем по очереди — выспаться все-таки нужно, недосып в Зоне — штука коварная. Вперед.
Мертвых бандитов выбросили на улицу, и Семен, с удовольствием отметив, что ставни сделаны на совесть, закрыл все окна. Он же и вызвался дежурить — первая половина ночи, да еще и оказавшаяся такой шумной, была самой опасной — по крайней мере в той Зоне было бы именно так. Но до половины третьего никто, похоже, к дому не подходил, только изредка что-то тихо скреблось в закрытые двери, да бегали по полу несколько полевок, едва заметных при свете парафиновых свечей и «Летучей мыши» с садящейся батареей. Шелихов, дождавшись положенного времени, растолкал Андрея и крепко уснул до утра, удивляясь тому, что засыпалось ему в Зоне на удивление хорошо, без обычного болезненного страха и нервной дрожи, и это несмотря на то, что от приема лекарства Семен воздержался.
Проснулся Шелихов не столько от того, что капитан потряс его за плечо, сколько от тяжелого, неприятного запаха — в доме крепко воняло паленым волосом и горелой плотью. Семен не сразу понял, что запах пробивался сквозь закрытые ставни от угодивших в аномалию старателей — утром, видимо, поднялся ветерок, задувающий как раз оттуда. Не понравился Шелихову и вид капитана — молчаливый, немного осунувшийся и побледневший, он долго молчал, без аппетита ковыряясь вилкой в банке колбасного фарша.
