– Все нормально… – отозвалась та. – Хотя признаюсь, все выглядело очень достоверно, и я перепугалась, когда он открыл стрельбу…
– Мы же вас предупредили, что в пистолете охранника патроны будут холостые. Кстати, Лола, – воскресший нотариус повернулся к „секретарше“, которая все еще не шевелилась, – они ушли, так что можешь подниматься. Занавес опущен.
Девушка вздохнула и села.
– Ну, как я сыграла свою смерть? – спросила она, повернувшись к компаньону.
– Отлично! – похвалил ее Маркиз. – Прямо как Комиссаржевская в роли Марии Стюарт! Я бы тебе похлопал, да боюсь, эти аплодисменты сорвали бы наш спектакль!
– Жаль, что этого не видел никто из моих коллег по сцене! – вздохнула Лола. – Режиссер Семизаров наконец оценил бы по достоинству мою игру! А играть перед дилетантами – это все равно что метать бисер перед свиньями! Я, конечно, извиняюсь за сравнение…
– Я бы попросил! – Маркиз нахмурился. – Между прочим, ты играла вовсе не перед дилетантами. Ты сыграла свою смерть перед настоящими бандитами, а уж они-то в этом разбираются лучше любого режиссера. Если в твою игру поверили бандиты – в нее поверил бы сам великий Станиславский!
– Ты думаешь? – И взгляд Лолы мечтательно затуманился.
Успокоив свою боевую подругу, Маркиз снова повернулся к заказчице:
– Галина Сергеевна, приношу вам свои соболезнования. Теперь вы знаете, что случилось с вашим мужем.
– Вообще-то, я уже давно чувствовала, что Павла нет в живых, – проговорила женщина, опустившись на свободный стул. – Конечно, какие-то сомнения все же оставались, но теперь мне все ясно. Единственное, что не дает мне покоя – неужели его убийцы останутся безнаказанными, выйдут сухими из воды?
– На этот счет можете не беспокоиться. – Маркиз повернулся к „адвокату“. – Ухо, груз доставлен по назначению?
– А как же! – „Адвокат“ усмехнулся. – Полный порядок! Ну, сейчас-то можно снять пиджак? Я в нем себя чувствую, как будто меня упаковали в фанерный ящик для посылок и отправили малой скоростью во Владивосток…
В это время дверь кабинета приоткрылась, и туда заглянул один из хмурых мужчин, дожидавшихся своей очереди в коридоре.
– Слюняевых примете? – спросил он, оглядывая присутствующих.
Узкоглазый господин и его бритоголовый охранник вошли в кабинет директора транспортной фирмы „Быстрый переезд“.
За столом директора сидел пожилой человек с мрачным, изборожденным морщинами лицом.
– Ну что, чукча, как дела? – спросил он скрипучим, как старая дверь, голосом, едва за пришедшими закрылась дверь кабинета.
– Я же просил тебя, Молоток, не называть меня чукчей! – окрысился узкоглазый. – Я не чукча, а якут, саха, и то только наполовину… мать у меня была русская…
– Как хочу, так и буду тебя называть! – перебил его Молоток. – Захочу – буду звать крысой или червяком! Ты мне лапшу на уши не вешай, пургу не гони! Я спросил – как дела?
– Нормально, – ответил узкоглазый. – Она все подписала. Документы у меня. А Толян еще и деньги сумел прихватить…
– Деньги? – Молоток сузил глаза. – Как это? Ты мне что-то не договариваешь!
– Ну, там случилась накладка, и пришлось стрелять… – неохотно признался узкоглазый. – Пара жмуриков осталась – нотариус и его секретарша, так что нам с Толяном придется залечь на дно. Но ты не волнуйся, документы они успели оформить…
– Покажи документы! – оборвал его Молоток.
Узкоглазый положил перед ним папку. Старый авторитет открыл ее, вынул стопку листов и побагровел.
– Ты мне что принес? – проревел он, подняв на узкоглазого горящий ненавистью взгляд. – Ты мне что приволок, червяк помойный?
– Что… что такое? – Узкоглазый склонился над столом.
Перед ним лежала стопка чистых листов.
– Ты меня что – хотел развести, как лоха? – гремел Молоток. – Ты забыл, кто я такой?
– Я не виноват, Молоток… – лепетал якут. – Они меня провели…
– Где мои деньги? – Молоток ударил по столу кулаком и поморщился от боли. – Где мои двести тысяч?
– Вот… вот они… – Узкоглазый повернулся к Толяну, выхватил у него чемоданчик и шмякнул на стол перед авторитетом.
Молоток откинул крышку – и лицо его приобрело цвет спелого астраханского помидора.
– Что это?! – рявкнул он.
Чемоданчик был наполнен аккуратными пачками резаной бумаги.
– Я не знаю, как это получилось… – лепетал якут.
– Не знаешь? – ревел Молоток. – Зато я знаю, что тебя ждет!
Договорить он не успел: двери кабинета распахнулись, и в него ворвались несколько человек в черной униформе спецназа, с автоматами наизготовку.
– А это еще что такое? – проговорил Молоток, изменившись в лице, и поднялся из-за стола.
– Не советую делать резких движений. – Вслед за спецназовцами в кабинет вошел мужчина лет сорока в мятом дешевом костюме и окинул кабинет орлиным взором. – Ребята нервные, работа у них трудная, могут ненароком выстрелить, еще попадут в какой-нибудь жизненно важный орган…
– А ты кто такой? – Молоток вызверился на вошедшего.
– Капитан полиции Ананасов, – сообщил тот. – У нас с коллегой Гудроновым имеется ордер на обыск вашего офиса.
– Обыск? – Молоток криво усмехнулся. – Да ради бога, ройтесь тут хоть неделю, ничего не найдете! У нас в офисе чисто!
– Чисто? – недоверчиво переспросил Ананасов. – А вот это что такое? – Он шагнул к столу, на котором лежал черный кожаный чемоданчик. – Черный нал?
Под насмешливым взглядом авторитета Ананасов откинул крышку чемоданчика.
– Что это такое? – протянул он разочарованно. – Бумага?
– Ага, бумага! – фыркнул Молоток. – Вот он вместо туалетной бумаги с собой носит, – и он показал на якута.
– Шутишь, да? – покосился на него Ананасов. – Это мы еще посмотрим, кто последний будет шутить!
Он подошел к стеллажу и начал методично просматривать содержимое полок.
– Ройся, ройся! – проскрипел Молоток. – Я же сказал – у нас все чисто, как в покойницкой!
В это время в кабинет вошел Гудронов со страдальческим выражением лица.
– Ну что, Питиримыч, нашел что-нибудь? – проговорил он, едва ворочая языком.
– Нет, Сеня, пока не нашел, – отозвался Ананасов. – Что, плохо?
– Не то слово! – Гудронов прикрыл слезящиеся глаза.
– Я тебе говорил, не пей этот коктейль, кто его знает, что там намешано!
– Говорил, говорил, – отмахнулся Гудронов. – Тут у них водички холодной нету?
– Посмотри в холодильнике, – посоветовал Ананасов.
Гудронов подошел к холодильнику, открыл дверцу и замер, потрясенный.
