Я достала снимок из сумки.
– Вот эти самые пакеты с продуктами покоятся в его тумбе под столом. Можем взять у него ключи и заглянуть в комнату, если вы мне не верите. К тому же, он пытался меня задушить, я полагаю, это тоже принимается за аргумент?
– Как это? – ахнула няня Серовых.
– И его единственного не было в замке в тот момент, когда она пропала, ведь так? – обратился Женька к своим любимым фактам.
Нина подтвердила это и заголосила:
– Так это он убил Иру? Он, да? Катя, я так и знала, что вы в полиции работаете, хоть вы и не признались! Вы заберете его в отделение?
– Рано его в отделение. К сожалению, он не главная птица. Но как-то его нужно изолировать. – Подумав немного, предложила: – Давайте заточим его в башню.
Юлька, успевшая за это время встать и надеть на пижаму халат, заметила:
– Мы не можем так просто его взять и спровадить в башню! Он же всю округу на уши подымет! Может, замотать ему рот скотчем?
– Да-да! – поддакнул обрадованный Паша. – И связать надо покрепче, чтоб не брыкался!
– В моей спальне веревки остались от экспедиций, – вспомнил Женя. – Пахан, сгоняй.
– А почему все время я? Чуть что – сразу Паша, Паша… – разнылся тот, но за веревками пошел.
Тут подал голос избитый Щавелев.
– Экспедиция? Хм… Вот, значит, кто совал свой длинный нос в тот замок! Ну ничего, Серов задаст вам жару…
Логинов врезал ему кулаком под дых, прикрикнув:
– Заткнись!
– Подожди, – остановила его я и обратилась к убийце: – Серов, говоришь? Значит, один? И кто же это?
– Ах, ну надо же, – улыбнулся он мне окровавленными губами. – Елизавета такая умная, а ничего на самом деле не узнала. Не думаешь ли ты, что я скажу тебе? Не, так будет неинтересно! Это будет для тебя ба-альшим сюрпризом.
– Вы мне никогда не нравились, адвокат, – рассказала ему о своих чувствах Инна Михайловна. – Правда, я не ожидала, что вы настоящий злодей, думала, у вас кишка тонка… Катюш, но что же мы остальным скажем, как объясним, куда он делся?
– А остальным скажем, что уехал он. Дела срочные возникли. – Адвокат заворчал что-то про лжесвидетельство, но тут вернулся Паша с веревками и скотчем, и Щавелю пришлось на некоторое время заткнуться.
Засим мы принялись за дело. Когда новоявленные сообщники связали его, мы с Юлькой взялись за подмышки, а ребята – за ноги, и понесли. Нина и Ольга шли впереди, открывая перед нами двери и осторожно высматривая, не вернулся ли кто в замок, а няня Серовых была сзади и руководила процессом, отвечая за маневренность: где удобнее повернуть, повыше нести или пониже и тому подобное. Хоть преступник и был весь разбитый, точно русские в Крымской войне, но тем не менее отчаянно, из последних сил брыкался, мыча что-то нечленораздельное, что во сто крат усложняло нам задачу, так что в обязанности Инны Михайловны входило еще и поддавать ему коленом под висящий зад, чтобы уж совсем не зарывался.
Вход в башню имелся на каждом этаже, поэтому, слава небесам, по лестнице волочить его никуда не пришлось, однако этот самый вход был заперт на замок.
– У меня ключей нет, – опережая вопрос с нашей стороны, ответила мажордом. – Можно поглядеть в его кабинете.
– Хорошая мысль, – пропел Женька и достал ключ от адвокатского кабинета из кармана пиджака заложника. – Пахан…
– Опять я?! Чуть что, сразу Пахан! Нет уж, дудки, никуда я не пойду! Пусть теперь кто-нибудь другой пойдет, неважно кто, но точно не я!
Через некоторое время мы входили в башню – обширное помещение непривычной круглой формы, – открыв стальную дверь принесенными Самойловым ключами. Стены были выложены серым камнем и отличались отсутствием какой-либо проводки. Вот тут мы пожалели, что подсвечники остались в столовой. Хорошо, что среди нас был Паша, так что вскоре, получив источник света, мы сумели осмотреться.
Пространство, посреди которого мы оказались, отделяло винтовую железную лестницу, ведущую на другой этаж башни, от двух стальных дверей, за коими предположительно размещались камеры пыток. По счастью, Паша принес целую связку ключей, и один из них к стальным дверям подошел. За первой расположилось складское помещение, хранящее в своих недрах, как и говорил Андрей, всяческий никому не нужный хлам.
– Что-то не то, – вымолвили мы и, заперев эту дверь, обратились к следующей.
Взору открылось небольшое помещение, наподобие тюремной камеры: в углу стояли нары, рядом железный столик с ножками, привинченными к полу; в стене напротив можно было наблюдать свисающие на цепях стальные кольца, диаметром приближенные к современным наручникам, и это, похоже, было единственным отличием между пыточной и тюрьмой. Не задохнуться в закрытом помещении помогало маленькое окошко размером со сковороду высоко под потолком, забранное грозного вида решеткой.
– Куда поместим пленного? – спросил нас Женька. – На нары или все же в стену вмуруем?
Я содрогнулась.
– Ты что, с ума сошел? Мы ж не звери. Умертвить его хочешь?
– А чего такого? – беспечно пожал он плечами, что, безусловно, являлось игрой по запугиванию бандита. Логинов избрал себе роль «плохого» полицейского. А кто будет «хорошим»? Надеюсь, не я? – Иначе он будет дубасить в дверь и орать в окошко непристойные слова до тех пор, пока Серовы его не заметят. Мое предложение – замуровать и кляп в рот побольше, чтоб даже мычать не сумел!
Я быстро представила себе планировку дома.
– Нет, если он и допрыгнет до окна, то из беседки его все равно не заметят. Тем более его нужно будет кормить, так что рот придется отклеить.
– Перед тем, как будем кормить, и будем отклеивать! А так нечего, – возразил мне Женя.
– Как долго мы собираемся его здесь держать? – поинтересовалась Инна Михайловна.
– Пока все не прояснится, – пожала я плечами. – Итак, за дело.
Отклеив пленнику рот и стараясь не обращать внимания на брань, что сразу же оттуда полилась, как из ведра, семеро мучителей-новичков стали кумекать, что с этим пленником дальше делать, устраивая что-то вроде всеобщего голосования. Мы даже пытались подключить к полемике самого Щавелева, все же его больше всех касается, в каком виде ему пребывать в темнице, но он продолжал бессвязно браниться на ядреной смеси подросткового жаргона и публицистического юридического языка.
В результате заключенный оказался на нарах, прикованный найденными Пашей в следующем набеге на щавелевский кабинет наручниками одной рукой к прутьям изголовья пружинной кровати, а второй мог при желании свободно дотянуться до милосердно оставленных нами на столике трех кусочков черного хлеба и стакана воды, принесенных с кухни опять же Пашей.
