— Ну, везет Васильичу! — усмехнулся Ананасов. — И на такой работе сытной пристроился, да еще и тещу в Новохоперске держал от греха подальше.
— Водку пить будете? — спросила Лариса и отскочила удивленно, когда оба капитана замахали руками и заорали, что они на работе.
Лариса обиженно пожала плечами и ушла, Гудронов отважно набросился на бифштекс, Ананасов же решил сначала потренироваться на жареной картошке. Некоторое время капитаны дружно работали челюстями, потом Ананасов отложил вилку и поглядел на друга особенно внимательно.
— Ты, Сеня, не расстраивайся так сильно, — начал он издалека, — и не переживай.
— Да, — уныло молвил Сеня с набитым ртом, — а что я Остапычу скажу? Ведь отчитаться надо…
— Ты уж меня извини, Сеня, — глаза Ананасова подозрительно блеснули, но его друг, вплотную занявшись бифштексом, этого не заметил, — но неправильно ты, Сеня, себя ведешь. И Остапыч тебе то же самое скажет. Ведь он нас как учил? — Ананасов поднял вилку. — К каждому свидетелю нужен свой индивидуальный подход. Отшила тебя артисточка? Так она в своем праве, поскольку имеется алиби. Вот если бы она мялась да лепетала что-то несуразное, тогда бы ты мог проявить строгость, следователем ее пугнуть и вообще…
— Что-то я не пойму, к чему ты клонишь. — Глаза Гудронова потемнели от обиды.
— А к тому, Сеня, что надо менять тактику! — обрадовался Ананасов. — То ты был с ней неоправданно строг, а теперь будешь необъяснимо любезен и даже непоследовательно ласков!
Произнеся этот сложный пассаж, капитан Ананасов с чувством выполненного долга отправил в рот кусок мяса. Гудронов же так удивился, что даже не нашелся что ответить, только уставился на друга выпученными глазами.
— Смени тактику, Сеня, — настойчиво говорил Ананасов, — встречай ее после спектакля, цветы подари, комплименты говори. Можешь в кафе пригласить!
— Какое кафе, когда до зарплаты еще… — махнул рукой Гудронов и тут же опомнился: — Да ты что мне предлагаешь?
— А ничего особенного, — невозмутимо ответил Ананасов, — сам же сказал, что она что-то скрывает. Вот и поухаживай, она бдительность потеряет и разговорится.
— Да я как-то с женщинами не очень лажу… — смутился Гудронов. — Ты же знаешь, они меня не любят… Нет, Питиримыч, идея твоя провальная, ничего не выйдет! — Десерт какой будете? — подошла Лариса. — Мороженое или слойку с яблоком?
— Вот, скажи, Лариса, — Ананасов показал на Гудронова, а сам незаметно ткнул официантку в бок, — может на нашего Сеню артистка внимание обратить?
— Какого театра? — деловито осведомилась Лариса, не обратив ни малейшего внимания на тычок. — «Оперы и балета» или «Драматического»?
— Да детского, она там поросенка играет!
— Ну, разве что детского… — Лариса испытующе поглядела на Гудронова. — С такой мордой в «Оперу и балет» соваться нечего, сразу отфутболят…
— Ну видишь? — обрадовался Ананасов. — У официанток глаз, что алмаз, как скажет, так и будет! Действуй, Сеня! Завтра доложишь!
* * *
— Свет, я сбегаю на маникюр, а? — проговорила Вика, заглядывая в глаза напарницы тем заискивающим взглядом, каким смотрел на нее кокер Дусик, когда хотел погулять лишние полчаса. — У Таньки окно образовалось, клиентка не пришла, так я как раз успею… за полчаса обернусь, максимум — минут за сорок…
— Знаю я эти сорок минут… — проворчала Света. — На полдня пропадешь… а если Вероника Михайловна зайдет? Знаешь ведь, как она злится, если мы здесь поодиночке работаем…
Света и Вика работали в маленькой кофейне на углу Бармалеевой улицы и Малого проспекта Петроградской стороны. Когда-то Бармалеева улица чрезвычайно прославилась, поскольку без малого сто лет назад Корней Чуковский взял из ее названия имя для злого разбойника Бармалея. С тех пор все дети Петроградской стороны считали, что разбойник Бармалей обитает не где-нибудь, а именно на этой улице. В действительности своим названием улица была обязана расположенному на ней заводу англичанина Бромлея.
Впрочем, все это не имеет отношения к нашему рассказу.
Света и Вика работали вдвоем, в одну и ту же смену. Одна из них принимала заказ и варила кофе, вторая относила поднос клиентам. С этими несложными обязанностями вполне мог справиться один человек, но хозяйка кофейни Вероника Михайловна не разрешала им даже ненадолго отлучаться по очереди, поскольку год назад, когда Вика стояла за стойкой одна, в кофейню ввалилась компания подростков, возвращавшихся с футбольного матча, перебила всю посуду и сломала два стула.
Конечно, девушки и вдвоем ничего не смогли бы сделать с толпой разбушевавшихся болельщиков, но Вероника Михайловна была строга и требовала неукоснительного выполнения своих приказов.
— Да Вероника с хахалем в Стокгольм уехала на пароме! — напомнила Вика. — Ее до пятницы не будет! Свет, ну пожалуйста! Только сорок минут, чесс-слово! А завтра я тебя отпущу! Договорились? Ну, пожалуйста! Все равно клиентов нет!
Действительно, как всегда по утрам, в кофейне было пусто. Света вздохнула и согласилась:
— Ну ладно, иди, только смотри, правда — не больше часа!
— Я же сказала — сорок минут! — выпалила Вика и выпорхнула из кофейни, на ходу раскрывая зонт.
Света достала из сумочки зеркало и придирчиво осмотрела свое лицо.
Давно пора заняться бровями… если Вика завтра ее подменит, надо будет тоже сходить в салон…
Колокольчик на двери звякнул, и в кофейню вошла скромно одетая женщина лет сорока. Она потопталась у входа, вытирая ноги и стряхивая воду с зонта и плаща. Похоже, дождь, зарядивший с самого утра, еще усилился.
Женщина подошла к стойке, приветливо улыбнулась Свете и проговорила:
— Ну и погода! Хороший хозяин собаку на улицу не выгонит… чашку кофе, пожалуйста, и пирожное…
— Эспрессо, американо, капучино? — осведомилась Света.
— Кофе по-венски! — решилась клиентка. — И вот это пирожное!
Она показала самый дальний угол витрины, которого Свете не было видно. Чтобы рассмотреть, что именно выбрала женщина, Света перегнулась через прилавок.
И тут произошло что-то странное: посетительница вытащила из кармана плаща небольшой флакончик, нечто вроде дезодоранта, и брызнула в лицо барменши пахучей жидкостью.
Света хотела возмутиться, хотела строго отчитать странную клиентку, но ей вдруг стало так скучно, так неинтересно все на свете и неожиданно ужасно захотелось спать. Света широко зевнула, покачнулась и медленно сползла на пол.
Странная клиентка неторопливо зашла за прилавок, сняла свой мокрый плащ, повесила его на крючок, затем оттащила Свету в угол, где ее не могли заметить посетители кофейни, стащила с нее белый передник и кружевную наколку, надела на себя и встала за стойку с самым невозмутимым видом.
Артемий Васильевич Волопасов был человеком консервативным. Он покупал одежду в одних и тех же магазинах, заправлял машину на одной и той же заправке, пил кофе в одной и той же кофейне.
