А мы уселись смотреть телевизор.
Гуля долго копалась в кассетах, потом наконец выбрала что-то и вставила в гнездо магнитофона.
— Давай посмотрим что-нибудь доброе! — сказала она с чувством. — Что-нибудь очень хорошее, приятное и со счастливым концом!
Я был совсем не против.
Где-то посередине умиротворяющего просмотра к нам зашла Элечка — предварительно деликатно постучав, — принесла чай и два огромных куска торта. От гостя.
Может быть, из-за того, что я не очень люблю фильмы про животных, а выбранный Гулей фильм был о приключениях поросенка, я никак не мог въехать в смысл происходящего на экране. Хотя, скорее всего, меня просто занимало совсем другое, а именно: то, что произойдет, когда фильм кончится и будет уже достаточно поздно и надо будет ложиться спать.
На сей раз Гуле не удастся сбежать от меня в другую комнату — нет у нее такой возможности! Мы ляжем спать вместе! Ну и мог ли я думать о приключениях поросенка?
Фильм длился бесконечно долго — по крайней мере, мне так показалось, я весь измучился, пока, наконец, не случился долгожданный хэппи-энд и не пошли титры.
— Ну что, будем ложиться? — воскликнул я, пока Гуля не предложила посмотреть еще какой-нибудь фильм.
— Да, пожалуй, — согласилась она и густо покраснела.
Ага. Похоже, она тоже последние два часа думала не о поросенке, или, по крайней мере, не только о нем.
Гуля выключила телевизор и тут же погасила свет. В комнате стало почти так же темно, как давеча в шкафу…
Стало темно и тихо. Очень тихо. Только из соседней комнаты за тоненькой стенкой доносился какой-то шум.
Признаться, мне, идиоту, в первое мгновение показалось, что там, за стенкой, кого-то душат. Потом дошло. Так стонут не от страха или боли, да и кровать скрипит как-то уж очень равномерно.
Гуля замерла посреди комнаты в наполовину снятом свитере. Я видел ее силуэт на фоне окна. Очень привлекательный, надо заметить, был силуэт.
— Вот это да! — ахнула она. — Леш… Неудобно как-то… Как будто подслушиваем… Может, телевизор опять включить? Посмотреть продолжение про поросенка?
— Только не это! — взвыл я. — Никаких поросят! Гулька, кончай валять дурака! Снимай свой дурацкий свитер и иди сюда! Попадем в ритм и не будем подслушивать!
— Ой, Леш…
Она все-таки сняла свитер, кинула куда-то на стул, скрипнула пружина, и я увидел ее лицо, ее широко открытые, светлые даже в темноте глаза безумно близко.
Она смотрела удивленно и растерянно.
— Но ведь мы еще не женаты…
— О Господи!..
Я притянул ее к себе еще ближе и начал целовать. Честно говоря, у меня не было сил для дискуссий о нравственности, ни для каких дискуссий не было сил… Мне вообще не хотелось говорить… И некогда было… Но Гуля, собственно говоря, и не настаивала… Слава Богу…
Было слишком темно — не люблю, когда так темно, что почти ничего не видно. А еще не люблю быть снизу — неудобно, но, видимо, придется привыкать…
Впрочем, ничего, сверху тоже можно, если постараться. Если очень хочется…
Июньская ночь слишком коротка — не успеет стемнеть, как уже рассветает, и было немного жаль уходящего волшебства, сказки, невероятной, невозможной, безумной сладости, которой невозможно насытиться и за тысячу ночей, когда серый свет начал просачиваться в щели плотных штор. Но тогда мы думали, что ночей будет действительно тысяча и некуда спешить и все еще будет. Все…
Утром к нам в комнату вломился Гошка, кинулся на кровать и принялся меня тормошить.
— Лешка! Там Вика! Она никак не просыпается!
Мы с Гулей уснули всего два или три часа назад, а потому просыпаться было невыносимо тяжело, тем более что было еще очень рано. Но последние Гошкины слова заставили меня буквально подскочить на кровати.
Гошка ревел в три ручья, судорожно всхлипывал и не переставал трясти меня, хотя я уже проснулся.
— Ты чего орешь? Что случилось?!
— Она умерла!!! — заорал Гошка. — Вика!!!
Гуля, которая тоже проснулась от диких воплей, спрыгнула с кровати, быстро накинула халат и кинулась в детскую. Она появилась через минуту с Викой на руках, сзади плелся заспанный лохматый Гришка.
— Она дышит, Гош. Ты чего всполошился? — проговорила Гуля удивленно.
— Она всегда раньше просыпается! — плакал Гошка. — А тут никак! У нее лицо неживое! С ней что-то не так, я точно знаю!
— Я сейчас маму позову, — пробормотал Гриша. — Погодите…
Он выскочил из комнаты и так же бесцеремонно, как давеча к нам Гошка, вломился в комнату матери.
Гуля положила девочку на кровать, мы склонились над ней, посмотрели на бледненькое, вытянувшееся личико, потом друг на друга.
— Ты знаешь, — сказал я, — что-то с ней и правда не так.
Гуля попыталась разбудить девочку, тормошила ее, звала по имени, но та никак не желала просыпаться. Она напоминала куклу, очень похожую на живого ребенка, но — только похожую.
Гошка стоял рядом и ревел от страха.
Вошла Элечка.
— Надо «скорую» вызывать, — пробормотала Гуля, вопрошающе на нее поглядев. — Только вот что мы им скажем? Кто мы? И откуда?
— Обойдемся без «скорой», — решительно заявила Элечка. — Я позвоню Зое. Все-таки она педиатр!
— Только побыстрее, тетечка Элечка! Пожалуйста! — кинулся к ней Гошка.
Зоя приехала очень быстро. Наверное, быстрее, чем смогла бы приехать «скорая». После беглого осмотра она безапелляционно заявила, что девочка в плохом состоянии и ей необходимо срочно пройти обследование.
— Симптомы очень нехорошие, — сказала она нам так тихо, чтобы не услышал Гошка. — А учитывая, в каких условиях она содержалась… Ребята, нужно везти ее в больницу!
Мы стали было объяснять, что у девочки нет никаких документов, но Зоя только махнула рукой.
— Все я знаю! У меня в Морозовской главврач знакомая, смогу пристроить. Давайте быстренько оденем ребенка и сразу поедем. Вызывайте такси.
Гошка, счастливый тем, что сестренка пришла в себя, таскал ее на руках, не отпуская от себя ни на минуту, и все время заглядывал ей в лицо, чтобы убедиться, что оно не стало таким же бледным и неживым, как несколько минут назад. Когда ему сказали, что Вику надо отвезти в больницу и поедет она туда без него, Гошка неожиданно бурно воспротивился этому, пламенно уверяя взрослых, что с Викой теперь будет все в порядке и ничего больше не случится.
Мы пытались ему объяснить что-то, убедить по-хорошему, но, в конце концов, пришлось мальчишку чуть ли не насильно удерживать, чтобы Зоя с Викой могли уйти.
— Я никогда не оставлял ее надолго одну, — хмуро сказал Гошка, провожая взглядом отъезжающую машину. — Знаю я этих врачей… Они за ней смотреть не будут… Надо было мне с ней вместе ехать…
