Похоже, он не ожидал. Взвыл, схватился за лицо, отшатнулся...
Я вскочила и бросилась к двери. Думала, убегу...
Куда там!
Он был, конечно же, не один.
С ним было еще трое дюжих парней.
Они меня разом скрутили...
Горилла с располосованной физиономией рычал и рвался отомстить мне. Его не подпустили.
- Стой! Не смей! Совсем охуел? Ее к Сабнэку вести велено! Он тебе таких пиздюлей навешает, если ты сейчас ее хоть пальцем тронешь! Потом... Слышь, утихни! Потом... Потом все будет!
Ненормативная лексика в их устах звучала ТАК, что я резко потеряла желание сопротивляться. Потому что поняла бесполезно! Такие громилы... Да еще с такой легкостью употребляют все эти страшные слова... Свернут мне шею, как куренку! С них станется.
...Но что со мной сделает этот самый гнусный Сабнэк?!
Боже! Юзеф, спаси меня немедленно, а то я тебя разлюблю!
Меня тащили - едва ли не волоком, потому что я спотыкалась, скользила на мерзкой слизи, разлитой под ногами, а они отчего-то очень спешили - тащили какими-то темными жуткими коридорами, где приходилось в три погибели сгибаться, потому что над головой пролегали трубы, из этих труб капало что-то вонючее, а я все гадала, какая же из этих труб - тот самый коллектор?! Ни одна, вроде, не имела пяти метров в диаметре...
Меня привели в пещеру.
Темная, слабо освещаемая трещащими и коптящими факелами, а уж запах!!! Казалось, здесь, именно здесь находился эпицентр вони, которую я обоняла еще в коридорах. Вонь! Жуткая, мерзкая, тошнотворная вонь! Вонь исходила из ямы в центре пещеры. Вокруг ямы все было перемазано густой темной слизью, вздрагивавшей, как желе, когда в нее наступали ноги человека.
Человек ходил по краю ямы кругами. Рослый мужчина в драном женском пальто, надетом, похоже, прямо на голое тело.
Грива волос, борода, как у какого-нибудь пустынника на иконе. Он ходил кругами, низко склонив голову, и бормотал что-то себе под нос.
В стороне стояла Ольга. Она не сводила глаз с этого страшного человека. Лишь на миг равнодушно скользнула взглядом по мне... И снова обожающе вперилась в него!
- Вот, Сабнэк! Мы привели, - робко сказал один из моих "спутников".
Тот, кого они называли Сабнэком, приостановил свое странствие по кругу и посмотрел на меня. Он смотрел долго, пристально, а потом, выбросив вдруг вперед указующий перст, взвыл:
- Ты-ы-ы!
От неожиданности я вздрогнула, отшатнулась, поскользнулась на скользких камнях и шлепнулась со всего маху... Мои дюжие спутники поспешили поднять меня на ноги, а один решился даже спросить у Сабнэка:
- Ну, как, раздевать ее?
- Вон! Все - вон! - взревел Сабнэк. -А деву - оставьте. Я буду говорить с ней.
Добрые молодцы поспешили удалиться.
Сабнэк подошел ко мне, взял меня грубой грязной лапищей за подбородок меня трясло от отвращения, но сопротивляться я боялась - приподнял мое лицо и принялся поворачивать, рассматривая... С жуткого, черного, заросшего, покрытого коростой лица на меня смотрели удивительно красивые глаза, небесной глубины и голубизны. И, несмотря на безумие, ощутимо вскипавшее на дне этих глаз... Несмотря на нелепое одеяние... Несмотря ни на что - я поняла вдруг, что этот человек передо мной... Не знаю, как сказать. Но он - он был чем-то значительно большим, более значительным, чем я сама... И даже более значительным, чем все, кого я уважала мама, Юзеф... У него были глаза мудреца. Лоб философа. И мне отчего-то вспомнилась моя первая и единственная исповедь в самом начале перестройки мы с подругой решились пойти в храм и исповедоваться... Я вспомнила священника, отца Валериана, исповедовавшего меня... Люди не от мира сего! Люди, которые являются чем-то большим, чем мы все! Отец Валериан в рясе, переливающейся подобно оперению Жар-Птицы! И этот... Черный, зловонный, в драном женском пальто, надетом на голое тело! Странно даже сравнивать их... Но между ними нечто общее БЫЛО!
Мне было страшно когда меня привели сюда...
Но когда я заглянула в глаза Сабнэку, ужас буквально оледенил, парализовал меня!
Я поняла, почему Ольга вернулась к нему...
В тот миг я даже поверила, что его нельзя убить!!!
А он спросил. Тихо и грустно.
- Да как ты посмела пойти против меня?
- Я не шла против вас. Я ничего не знала! - всхлипнула я, заранее прощаясь и с жизнью, и с честью, и с надеждой стать когда-нибудь хорошей сказочницей.
- Ты ведь не мать ей? Нет, ты ей не мать... Так почему же ты пошла против меня? Как посмела забрать - мое? - продолжал печально выспрашивать Сабнэк.
...Я была объята смертным ужасом, но жить мне все еще хотелось! И я подумала, что похоже, у него сегодня меланхолическое настроение... Так, может быть, я смогу уговорить его не убивать меня? Господи, только бы выжить, только бы спастись отсюда! А потом - я буду хорошей! Всю оставшуюся жизнь! Только бы он не убил меня сейчас! Только бы он пожалел меня! Простил... И отпустил бы. И меня, и эту глупую девочку!
- Я не знала, что Ольга принадлежит вам. Она мне ничего про вас не рассказывала. Я узнала в ней дочь моего мужа, и решила, что должна, залепетала я, чувствуя, что говорю совсем не то и лучше бы мне вообще помолчать...
- Ты разве не убьешь ее, Сабнэк? - прозвенел позади него требовательный голосок Ольги. -Я привела ее тебе в жертву... Чтобы ты убил ее и дал всем причастие...
Я похолодела. Ольга! Оленька! За что же ты так меня?
Ведь я же люблю тебя! Я же хотела тебе только счастья! Я же пыталась помочь тебе!
Сабнэк рассмеялся и медленно отвернулся от меня - к ней:
- Ты - маленький хищный котенок! Крови хочешь, да?
- Да! Я привела ее, чтобы ты...
Я зажмурилась, чтобы не видеть этого славного милого личика, любимого, столько раз целованного мною, а сейчас искаженного гримасой сладострастной жестокости! Горящие глаза, чуть приподнятая верхняя губа обнажает оскаленные зубки...
Хищный котенок. Рысь. Единственное животное, которое невозможно приручить. Даже если взять ее слепой малюткой, ласкать, кормить из рук - все равно: придет день, когда она попробует крови, и тогда - ничто не удержит ее, никакая привязанность, никакая благодарность, свойственная другим прирученным животным... Убивать - станет ее единственным стремлением. Пока не убьют ее.
- Что ж, мне по душе твое рвение, - благодушно пробасил Сабнэк. -Только в этот раз мы с тобой поступим иначе...
То есть - наоборот: ты пустишь ей кровь и ты дашь мне причастие! И тогда я поверю, что ты действительно любишь меня.
И, возможно, прощу тебя... И позволю снова быть рядом со мной. Ты ведь любишь меня?
