— Мне кажется, не стоит его будить, — тихо ответила я. — Потом скажете ему. Или это срочно?
— Звонила Мария.
— О.
— Она пыталась дозвониться ему на мобильный, но он не берет трубку. Мария хотела узнать, хочет ли Адам, чтобы она приехала на похороны. Она говорит, у них в последнее время не все ладилось, так что она не уверена, ждет ли он ее. Не хочет его лишний раз огорчать.
— О…
Я смотрела на Адама, прикидывая, как лучше поступить. Адам, каким он был в Дублине, несомненно, хотел бы, чтобы она приехала. Тому Адаму она была очень нужна. Но Мария не знает, что он не стал прежним. Возможно, она готова полюбить его вновь, однако нельзя допустить, чтобы они встретились прежде, чем он окончательно будет к этому готов. Если она увидит его в нынешнем состоянии, то немедленно побежит обратно к Шону. Надо будет потом поговорить с ним об этом, и уверена, он со мной согласится.
— Я думаю, он предпочел бы, чтобы она не приезжала, но это не потому, что ему неприятно ее видеть. Пожалуйста, передайте ей это.
— Хорошо. Я ей скажу, — негромко произнесла Морин.
Она бросила задумчивый взгляд на постель, словно спрашивая себя: стоит ли доверять этой женщине или лучше спросить у самого Адама? Кивнула мне и ушла.
Я догнала ее в холле, где можно было говорить, не опасаясь, что Адам нас услышит.
— Морин… — Я нервно сцепила пальцы. — Мы… мы с Адамом не вместе. У него возникли проблемы в последнее время. Не все в его жизни гладко.
Морин кивнула, как будто ей это было отлично известно.
— Он будет недоволен, если я скажу, в чем именно дело. Уверена, что вы знаете его гораздо лучше, чем я, но как бы то ни было… я стараюсь ему помочь. Очень стараюсь, и мне казалось, что я справлюсь. Я не знаю, как он обычно себя ведет, однако по сравнению с тем, каким он был, когда мы познакомились неделю назад, он стал… веселее. А теперь опять загрустил. Но ведь терять близких всегда тяжело…
— Вы знакомы с мистером Бэзилом?
— Да.
— Что ж, тогда вы поймете, если я скажу вам, что хоть и проработала в этом доме тридцать пять лет, мы были не слишком близки.
— То же можно сказать и о его отношениях с сыном.
Морин поджала губы и кивнула.
— Уверена, что вы не станете об этом распространяться, поэтому скажу, — она понизила голос, — он всегда был очень чувствительным. И к себе относился крайне строго. Не спускал себе ни единой, даже самой маленькой слабости. Я старалась хоть чем-нибудь ему помочь, но Адам предпочитает со всем справляться сам, а что до мистера Бэзила… ну, он такой, какой был.
— Я понимаю. Спасибо за откровенность, будьте уверены, это останется между нами. Знаете, я правда буквально глаз с него не сводила всю эту неделю.
— Как и большинство женщин, — пошутила она, и я покраснела.
— Я не могу вдаваться в подробности, но мне необходимо все время за ним присматривать, поэтому мы и живем в одной комнате. Но сейчас я бы очень хотела ненадолго остаться одна, пойти прогуляться. Скажите, вы бы не могли приглядеть за ним? Простите, я знаю, что у вас масса дел в связи с завтрашними похоронами, но мне нужен всего час. Вас не очень это затруднит?
Я принесла для Морин стул и поставила у дверей спальни, чтобы он не изумился, обнаружив ее на диване, в двух шагах от своей постели.
— Пожалуйста, позвоните мне, если он проснется, или пойдет в туалет, или вообще сделает что угодно. — Я бросила тревожный взгляд на Адама, решая — все же уйти или остаться.
— Все будет прекрасно. — Морин положила мягкую ладонь мне на плечо.
— Ладно, — неуверенно ответила я.
— А она угадала, — заметила Морин.
— Кто?
— Мария. Она меня спросила, не приехала ли с Адамом женщина. Хорошенькая такая, которая о нем заботится.
— Она так сказала?
— Да, — кивнула Морин.
— И что вы ей ответили?
— Посоветовала обсуждать дела Адама с самим Адамом.
Я слабо усмехнулась.
— Спасибо.
* * *
Пата я нашла на кухне для прислуги поедающим гигантский сэндвич с яйцом. Его лихая манера водить машину меня пугала, а тут еще этот зверский сэндвич. Я не рискнула его поторапливать, но меня тревожило, что Адам остался один, поэтому я принялась нервно расхаживать взад-вперед.
— Чудненько. — Пат единым махом заглотнул остатки своей трапезы, отодвинул стул и стоя допил чай. Сгреб со стола ключи и направился к машине.
Мэри Киган, правая рука мистера Бэзила, жила в двадцати минутах езды. Ее владения были не столь внушительны, как у Бэзилов, однако тоже впечатляли. На стук в дверь никто не отозвался, и Пат молча махнул рукой в сторону конюшни, не желая отвлекаться от футбольного репортажа, который он слушал в машине по радио. Он не ошибся. Я встала у ограды и залюбовалась элегантной женщиной, которая верхом преодолевала полосу препятствий.
— Это Леди Мидоуз, — произнес кто-то позади меня, я обернулась и увидела Мэри. Одета она была соответственно: на ногах высокие, до колен, веллингтоны, теплый свитер из овечьей шерсти и поверх него дутая куртка.
— А я думала, это вы на лошади.
— Я? Нет, что вы! — рассмеялась она. — У меня нет времени на то, чтобы стать таким мастером. Я могу себе позволить только утреннюю прогулку, а еще люблю охотиться верхом. На самом деле, очень люблю.
— Леди Мидоуз — это лошадь или наездница?
Она снова рассмеялась.
— Лошадь. Женщину зовут Мисти. Она профессионал, выступает на соревнованиях. Была близка к золоту на прошлой олимпиаде, но ее Шаман сломал ногу на тренировках. Может, в следующий раз.
— У вас здесь все так замечательно устроено. Сколько лошадей вы держите?
— Двенадцать. Не все из них наши, но это помогает сократить расходы. А вообще мы планируем расширяться. Подумываем стать заводчиками.
— Вам не хотелось бы посвятить этому все свое время?
— Мне? Нет. А что, Бэзилы прислали вас, чтобы сказать, что я уволена? — Она постаралась произнести это шутливым тоном, но не сумела полностью скрыть тревогу.
— Нет, на самом деле ровно наоборот.
Мэри выглядела заинтригованной.
Мы продолжили свой разговор в одноэтажном домике, где могло бы, наверное, быть тепло, если бы не дверь нараспашку — туда постоянно заходили работники конюшни, чтобы решить текущие вопросы. Мэри не стала снимать куртку, и я последовала ее примеру, а кроме того, беспрерывно пила горячий чай, согревая о кружку руки. Диванчик, где я сидела, был набит конским волосом, кроме меня, на нем устроилась лохматая псина, которая сладко посапывала во сне. Еще одна собака, судя по тому, как она нервно шныряла из угла в угол и порывалась удрать на улицу, страдала клаустрофобией. А третья сидела на коленях у Мэри, не сводя с меня подозрительного взгляда — за всю беседу она ни разу не моргнула. Мэри не обращала на все это ни малейшего внимания, ни холод, ни собачья шерсть — пару волосин я извлекла из своей кружки — ее ничуть не смущали. Уж не знаю, оттого ли, что она к этому всему привыкла, или оттого, что ее настолько заинтересовало мое предложение.
