Если о священных обрядах узнают люди, многие смогут ими
воспользоваться, чтобы попытаться изменить мир, и это может вызвать гнев богов.
До сих пор только род жрецов хранил память предков, поклявшись держать в тайне
знания, передаваемые из уст в уста. Чтобы разобраться в иероглифах египтян,
требовались годы учения. Таким образом, только хорошо подготовленные люди —
писцы и жрецы — могли обмениваться знаниями. У других народов были свои
примитивные формы письменности, но они были так сложны, что никто за пределами
их стран и не пытался изучать эти знаки. Однако изобретение Библоса таило в
себе взрывную силу: в любой стране, независимо от ее языка, можно им
пользоваться. Даже греки, обычно отвергавшие все, что было придумано не ими,
уже применяли финикийское письмо в торговых соглашениях. Прекрасно умея
присваивать себе все новое, они окрестили изобретение Библоса греческим словом
— алфавит. Существовала опасность, что людям откроются тайны, хранимые веками.
Святотатство Илии, вернувшего человека с другого берега реки смерти, как это
умели египтяне, казалось в сравнении с этим сущим пустяком. «Мы наказаны за то,
что не можем бережно хранить то, что свято, — подумал он. — Ассирийцы
уже совсем рядом, они перейдут долину и уничтожат культуру наших предков».
И покончат с письменностью. Жрец знал, что появление врага
не случайно.
Это расплата. Боги все хорошо продумали, чтобы никто не
понял, что они виноваты во всем. Они поставили у власти наместника, которого
больше заботят торговые дела, чем армия; разбудили в ассирийцах алчность, все
реже посылали на землю дожди; и вот наконец прислали нечестивца, чтобы посеять
вражду в городе. Скоро произойдет последнее сражение.
Акбар и после этого будет жить, как прежде, но письменность
Библос навсегда исчезнет с лица земли. Жрец бережно отер камень, стоявший там,
где давным-давно иноземный паломник нашел место, отмеченное небом, и основал
город. «Как же прекрасен камень», — подумал он. Камни — это образы богов:
твердые, выносливые, они выдерживают любые условия и не должны объяснять, зачем
они здесь. Как гласило поверье, середина земли отмечена камнем. В детстве он
твердо решил отправиться искать этот камень. Он хранил свое намерение до начала
этого года, но, увидев ассирийцев в глубине долины, понял, что никогда не сможет
осуществить свою мечту.
"Ничего. Придется пожертвовать моим поколением за то,
что мы разгневали богов. В истории мира есть вещи неизбежные, и с ними нужно
смириться». Он пообещал себе слушаться богов — не пытаться предотвратить войну.
«Наверное, мы подошли к концу времен. Нельзя убежать от бед, которых становится
все больше». Жрец взял свой жезл и вышел из небольшого храма. У него была
назначена встреча с военачальником Акбара.
Он уже был у южной стены города, когда к нему подошел Илия.
— Господь воскресил мальчика, — сказал
израильтянин. — В городе верят в мою силу.
— Мальчик, верно, не умирал, — ответил
жрец. — Такое уже много раз случалось: сердце останавливается и вскоре
снова начинает биться. Сейчас все в городе говорят об этом, а завтра вспомнят,
что боги рядом и могут услышать то, что они говорят. Тогда люди потихоньку и
умолкнут. Мне нужно идти, ведь ассирийцы готовятся к сражению.
— Послушай, что я скажу: после случившегося вчера
вечером чуда я отправился ночевать за пределы города, поскольку нуждался в
покое. И вот, явился предо мной снова ангел, которого я видел на вершине Пятой
Горы. Он сказал мне: война разрушит Акбар.
— Города нельзя разрушить, — сказал жрец. —
Они будут отстроены снова сто сорок раз, ведь боги знают, где основали их, и
именно там они им нужны.
К ним подошел наместник со свитой придворных и спросил:
— Что тебе нужно?
— Чтобы вы стремились к миру, — снова сказал Илия.
— Если тебе страшно, возвращайся туда, откуда
пришел, — сухо сказал жрец.
— Иезавель и твой царь ждут бежавших пророков, чтобы
расправиться с ними, — сказал наместник. — Я хотел бы, чтобы ты
рассказал мне, как тебе удалось подняться на Пятую Гору и не погибнуть от
небесного огня. Жрецу нужно было вмешаться в этот разговор. Наместник
раздумывал о переговорах с ассирийцами и мог использовать пророка в своих
целях.
— Не слушайте его, — сказал он. — Вчера,
когда его привели на суд предо мною, я видел, что он плачет от страха.
— Я плакал о тех бедах, которые случились по моей вине.
Ибо я боюсь только Бога и себя самого. Я не убежал из Израиля и готов вернуться
туда, как только позволит Господь. Я свергну с престола вашу прекрасную
царевну, и над моей землей снова воссияет израильская вера.
— Нужно быть бесчувственным, чтобы не поддаться чарам
Иезавели, — язвительно заметил жрец. — Но даже если так и будет, мы
пошлем другую, еще более прекрасную женщину, как уже случалось и до Иезавели.
Жрец говорил правду. Двести лет назад царевна Сидонская
смогла соблазнить мудрейшего из всех правителей Израиля — Царя Соломона. Она
заставила его построить жертвенник в честь богини Астарты, и Соломон послушался
ее. Из-за этого святотатства Господь поднял войска соседей на Израиль, и
Соломон был свергнут с престола. «То же случится и с Ахавом, мужем
Иезавели», — подумал Илия. Господь призовет его исполнить обет, когда
придет время. Но к чему пытаться убедить людей, стоявших перед ним? Они, как
те, кого он видел прошлой ночью, — люди, стоявшие на коленях в доме вдовы
и прославлявшие богов Пятой Горы. Обычаи никогда не позволят им думать иначе.
— Жаль, что мы должны чтить закон
гостеприимства, — сказал наместник, уже забыв, видимо, слова Илии о
мире. — Если бы не это, мы помогли бы Иезавели расправиться с пророками.
— Вы оставляете меня в живых вовсе не поэтому. Вы
знаете, что я — ценный товар, и хотите доставить Иезавели удовольствие
уничтожить меня собственными руками. Но со вчерашнего дня люди верят в мою
чудодейственную силу. Они считают, что я повстречал богов на вершине Пятой
Горы. Вам ничего не стоило бы прогневить богов, но вы не хотите сердить жителей
города.
Наместник и жрец направились в сторону городских стен,
оставив Илию в одиночестве. В тот миг жрец решил, что при первой же возможности
убьет израильского пророка. То, что прежде было всего лишь товаром,
превратилось в серьезную угрозу.
Увидев, что они ушли, Илия пришел в отчаяние. Что ему
сделать, чтобы служить Богу? Тогда он стал выкрикивать посреди площади:
