Я представила Фаину под столом и тоже не удержалась от того, чтоб хихикнуть.
– А зачем приехал?
– Так тую вражину вычислять, которая жене нашего Руденки голову заморочила. У ней же и без того мозги совсем набекрень сдвинулися, ну, да ты знаешь.
– Знаю. Это точно, – я вспомнила изможденное лицо жены Руденко, лихорадочный блеск её глаз, обещание порезать меня на кусочки, и мне стало не по себе.
– А тут гнида какая-то, представляешь, ей эти мозги совсем выносить стала. Думали даже, что это усё конкуренты сорганизовали, чтоб Сергей Сергеича нашего из строя вывести. Деморализовать, как говорится.
– И как? Этот в усах врагов вычислил?
– Вычислил! Голова! Не зря при такой должности состоит. Представляешь, зараза эта у нас у кадрах затаилася! Утут прямо за стенкой. Усё время у нас у приемной мельтешилася. Вынюхивала да высматривала. Усё, как есть, знала. Куда Руденко поехал, с кем пошёл, усё-усё. Сядет на диване с чашкой кофе, сольётся с обивкой и греет уши. Не сразу и заметишь.
– Господи, ну, а ей-то это зачем? Или заплатил кто?
– О! Нет, усё по собственной ейной дурной инициативе. Прям кино про «богатые тоже плачут». Чистая любовь и ярость. Эту придурочную бабу, оказывается, год назад бросил муж, бизнесмен какой-то из новых богатеев. Обычное теперь у нас утут дело. Деньги завелись, они сразу старую жену на новую меняют. Вот он свою, значит, бросил, а сам ушёл к другой бабе. Конечно, к молодой. Они усе думают, что моложе, значит лучше. Вот и завёл типа служебный роман с секретаршею. Эта наша дурища, из кадров которая, с горя нажралася снотворного, но не померла, откачали её и у нервный санаторий отправили. Куда обычно психов разных отправляют. Восстанавливать нервы. Там она с женой Руденко и познакомилася. Познакомлася и задружилася. Чего не задружиться, когда обе психи ненормальные? Вот. Ну, и стала она новой подруге на мозги капать, мол, усе мужики сволочи, только и делают, что крутят на работе романы, а потом бросают своих несчастных жён старыми, облезлыми и никому не нужными.
– Знаешь, Фая, может она и недалека от истины, – мне сразу вспомнился мой собственный супруг. Правда, бросил он меня не совсем уж старой и облезлой, и всё произошло к лучшему. Но ведь бросил же! Нашёл там себе кого-то в Канаде, может, тоже секретаршу и сразу жену побоку.
– Катю, ну что ты такое говоришь! Ты же жену Руденкину видела, так и эта кулёма от неё недалеко ушла. Да им обеим надо к парикмахерам да косметологам бегом бежать, за собой следить, а не предполагаемых любовниц по усей стране вылавливать. Маты Хари, язви их душу! Это ж надо не поленились выслеживать. До Парижу мужика проследили! Это я тебе скажу усё от безделья и несчётных денег.
– Нет, это от больной головы и страшной неуверенности в себе. Мне их даже жалко.
– А мне не жалко, ни капельки. Как только представлю, что эта бесноватая баба по наводке другой идиотки могла мне по башке настучать, или еще чего похуже учинить. И ведь на ровном месте. Нашла тоже разлучницу! Дура психическая.
– Ну, да, – согласилась я. – С этим не поспоришь. Вон, Ковальчуку так сумкой по морде стукнула, у него фингал аж до Нового года светился.
– Это, Катю, повезло тебе, что с тобой там в это время ваш Ковальчук оказался. Орёл! Ой, ну до чего ж красавчик. Жаль, что женат. У нас девки уж больно подходящие есть.
– Фая! Не отвлекайся на самом интересном, – я, конечно, была готова слушать про то, что Олег орёл с утра до вечера, но боялась проболтаться. Поэтому постаралась вернуть Фаину к теме беседы. – Что теперь будет-то?
– Ну, заразу эту уже уволили, провели с ней беседу разъяснительную, припугнули, наверное. Мне б такой генерал по безопасности брови бы нахмурил, я точно от страху обделалася бы сразу.
– Мне кажется, это не поможет. Подружки эти ненормальные теперь решат, что коварный изменщик Руденко избавился от свидетелей и кинется сейчас во все тяжкие.
– Может и решат. Только Сергей Сергеич сейчас жену свою у какую-то клинику психическую повёз. У Швейцарию. Там у неё другие подружки теперь будут. Если, конечно, общий язык найдут. Швейцарский. А по мне так её надо к делу срочно пристраивать. Дать метлу и пусть метёт, если ничего другого делать не умеет. Трудотерапия. Чтобы некогда было глупости усякие выдумывать.
– Не скажи. Если у неё шиза настоящая, то никакая трудотерапия не поможет.
– Тогда у дурку её надо посадить, чтоб нормальным людям не навредила.
– Легко сказать. Мне кажется, Сергей Сергеич её любит.
– Ага. Тогда мазохист он, вот, что я тебе скажу, – припечатала Фаина. – Себя тоже никогда забывать нельзя.
На этой жизнеутверждающей ноте мы с ней и попрощались, а я продолжила дебаты с Уренгоем с новыми силами. В голове моей вертелась мысль, что совсем скоро, наплевав на всех снующих вокруг него и впадающих в столбняк подходящих девок, ко мне прилетит мой орёл Олег Ковальчук. И как я раньше так долго не замечала, что он орёл и камышовый кот? Страшно представить, ведь даже думала, что он гей. Фаине-то, небось, такая глупость никогда в голову не пришла бы.
Олег вернулся из Одессы на следующий день. Одесский самолет из-за разыгравшейся в Питере метели задержался и прилетел поздно ночью. Олег из аэропорта сразу поехал к себе, поэтому увиделись мы только на следующий день утром, причём исключительно в присутствии Гадецкого и у него в кабинете.
– Ну, заходи, Петровская, знакомься, – сказал Гадецкий, когда я, не успев даже снять шубу, ввалилась к нему в кабинет по настоятельному приглашению секретарши Надежды. Та перехватила меня в коридоре и, вращая глазами, быстро-быстро затолкала к начальнику. Я ничего не поняла, стянула шубу, бросила её на свободный стул и села за переговорный стол напротив Олега. Конечно, мне хотелось с визгом запрыгнуть ему на шею, но пришлось соблюдать политес и правила служебного романа, когда ни единая душа, ни ухом, ни рылом не должна догадываться об особых отношениях парочки сотрудников.
По поводу возвращения Олега из Одессы я, конечно, принарядилась, надев новое платье стального цвета с белым воротничком, белыми же манжетами и соблазнительной молнией сзади. Молния тянулась сверху до низу, а платье обтягивало и стройнило меня невероятно. Я купила его, пока маялась бездельем в вынужденном отпуске, представляя, как Олег обалдеет, увидев меня в нём. По глазам Олега и Гадецкого я поняла, что добилась желаемого результата. Явно обалдели они оба.
– С кем знакомиться-то? – поинтересовалась я, оглядывая помещение. Никаких посторонних лиц в кабинете Гадецкого я не обнаружила.
– А с Ковальчуком, с Олегом Михайловичем! – торжественно произнес Гадецкий. В этот момент он был совершенно не похож на человека орущего благим матом и размахивающего указкой на совещаниях. Гадецкий был сама вежливость.
– Чего мне с ним знакомиться? Я его и так хорошо знаю, – удивилась я. Еще как знаю! Знал бы Гадецкий, на сколько хорошо я знаю Ковальчука. У меня от этих мыслей аж мурашки по спине побежали, и ёкнуло внизу живота. Наверное, и глаза затуманились, потому что Гадецкий посмотрел на меня подозрительно и нахмурил брови.
