— Здесь намерена обосноваться некая французская фирма,
изготовляющая предметы роскоши. Прежде всего они связались с нашими
поставщиками тканей и пообещали использовать их продукцию для своих товаров
премиум-класса. Стало быть, у нас уже есть клиентура, мы будем чтить наши
традиции и сохраним контроль за сырьем.
Хамид Хусейн вернулся в Париж, зная, что душа его отца
переселилась в рай и что память о нем сохранится в краю, который он так любил.
Юноша продолжал работать как проклятый, создавая эскизы костюмов, где
использовал мотивы бедуинских одеяний. Если французская фирма, известная своим
безупречным вкусом и дерзкой смелостью решений, заинтересуется тем, что
производят в его стране, известие об этом очень скоро достигнет столицы моды, и
спрос будет велик.
Следовало лишь запастись терпением. Но судя по всему,
новость распространилась с немыслимой скоростью.
Однажды утром его вызвал директор. Хамид впервые попал в
святая святых фирмы и был поражен царившим в кабинете беспорядком — газеты по
всем углам, кипы бумаг, громоздящиеся на старинном столе, по стенам — обложки
журналов в рамках и бесчисленные фотографии хозяина с различными
знаменитостями, образцы тканей и стакан, заполненный белыми перьями всех
размеров.
— Ты достиг больших успехов. Я заглянул в твои рисунки,
благо ты их оставляешь у всех на виду. С этим, между прочим, надо быть
поосторожней — вдруг кто-нибудь завтра уволится и вместе с удачными идеями
окажется у наших конкурентов.
Хамиду было неприятно, что за ним шпионят. Однако он
сдержался, между тем директор продолжил:
— Почему я говорю, что ты молодец? Потому что ты
приехал из страны, где люди одеваются иначе, нежели у нас, и уже начал
соображать, как применить эту манеру для Запада. Есть лишь одна сложность:
такой материи здесь не найти. У рисунка ткани — религиозные мотивы; одежда,
хоть и призвана всего лишь и прежде всего прикрывать плоть, отражает многое из
того, что хочет высказать дух.
Он подошел к сваленным в углу журналам, купленным, вероятно,
у букинистов, которые еще со времен Наполеона раскладывают свой товар на
набережной Сены, и безошибочно вытянул из кучи один — старый «Paris Match» с
фотографией Кристиана Диора на обложке:
— Что сделало его легендарным? Он сумел понять природу
человека. Из многих его революционных открытий одно следует отметить особо:
сразу после Второй мировой войны, когда людям в Европе практически нечего было
носить, ибо катастрофически не хватало тканей, он разрабатывал модели,
требующие огромного количества материи. И таким образом показывал не только
элегантно одетую красавицу, но и вселял надежду, что все будет как прежде, все
станет как было — в избытке и изобилии. Его за это нещадно критиковали, срамили
и позорили, но он знал, что движется правильным путем, то есть всегда выгребает
против течения.
Он сунул журнал туда, откуда взял, и выхватил другой:
— А вот Коко Шанель. Росла без родителей, была певичкой
в захудалом кабаре — словом, женщина с такой биографией могла ожидать от жизни
только самого худшего. Однако она не упустила свой единственный шанс — богатых
любовников — и очень скоро стада культовой фигурой в мире высокой моды. Что же
она сделала? Освободила женщин от рабства корсетов — этих орудий пытки,
сдавливавших грудную клетку и не дававших телу вольно дышать. Она совершила
только одну ошибку: скрывала свое прошлое, тогда как оно могло бы, напротив,
сделать ее личностью еще более легендарной и явить всем пример, как можно
выстоять и выжить в самых неблагоприятных обстоятельствах.
Положив журнал на место, он продолжал:
— Ты спросишь: «Отчего же этого не сделали раньше?»
Ответа нет. Разумеется, и до Шанель были многие модельеры, но их имена не
сохранились в истории моды, потому что они не сумели передать в своих
коллекциях дух времени, аромат эпохи. Для того чтобы творчество Коко получило
такой громовой резонанс, мало было иметь талант или богатых покровителей —
общество должно было быть готово к великой феминистской революции, грянувшей в
это самое время.
Директор помолчал.
— А сейчас настал черед ближневосточным мотивам. Именно
потому, что оттуда, с твоей родины идет страх, который держит в напряжении весь
мир. Я знаю это, потому что возглавляю этот дом. В конце концов, все начинается
со встречи поставщиков красителей и тканей.
«В конце концов, все начинается со встречи поставщиков
красителей и тканей». Хамид снова смотрит на великого стилиста, в одиночестве сидящего
на террасе. Тот, должно быть, тоже заметил их с Евой появление и теперь гадает,
откуда этот араб раздобыл столько денег, что сумел превратиться в его главного
соперника.
Человек, устремивший взгляд в никуда, в свое время очень
сильно постарался, чтобы Хамида не приняли в члены Федерации. Он доказывал, что
его финансируют нефтяные магнаты, а это делает конкуренцию нечестной. Ему было
невдомек, что через восемь месяцев после смерти отца и через два — после того,
как директор фирмы предложил Хамиду должность получше, но с условием, что его
имя нигде не будет фигурировать, поскольку для того, чтобы блистать на показах
и презентациях, был нанят другой модельер, — шейх снова вызвал его домой и
на этот раз удостоил личной встречи.
Прибыв на родину, Хамид не сразу узнал свой город. Вдоль
единственного проспекта нескончаемой вереницей тянулись скелеты небоскребов,
плотность уличного движения была запредельной, старый аэропорт пребывал в
состоянии, близком к полному хаосу, но при этом замысел шейха на глазах обретал
плоть: здесь будет оазис мира посреди пустыни войн, островок стабильности в
бушующем море мирового финансового рынка, витрина благополучия, достигнутого
народом, который столько обличали, унижали, порицали и к которому относились с
таким предубеждением. Другие страны этого региона постепенно уверовали в город,
вознесшийся в песках пустыни, — и потекли деньги: сначала тоненькой
струйкой, а потом — бурной и полноводной рекой.
Впрочем, дворец властелина оставался прежним, но неподалеку
уже возводили новый, гораздо более высокий и просторный. Хамид пришел на
аудиенцию в превосходном расположении духа, радуясь, что может сообщить о
великолепном предложении, полученном в Париже, и о том, что ему больше не
требуется финансовая поддержка — наоборот, он с лихвой вернет каждый динар,
вложенный в него.
— Тебе надо уволиться, — сказал шейх.
Хамид оторопел. Да, он знал, что оставленное ему отцом дело
процветает, но ведь у него были и другие планы на будущее, и лелеял он иные
мечты. Однако было невозможно еще раз бросить вызов человеку, который так помог
ему.
