и язва не приблизится к жилищу твоему;
Ибо Ангелам Своим заповедает о тебе – охранять тебя на всех
Путях твоих.
Я преклонил колени, и, коснувшись клинком моих плеч, он
проговорил:
– «На аспида и василиска наступишь;
Попирать будешь льва и дракона».
И, едва лишь прозвучали эти слова, пошел дождь. Он
оплодотворял землю, и вода его возвращалась на небо лишь после того, как,
покорствуя ее благотворной силе, набухало зерно, вырастало дерево, распускался
цветок. Дождь лил все сильней, я же стоял с поднятой головой, впервые за все то
время, что следовал я Путем Сантьяго, чувствуя низвергающуюся с небес влагу. Я
вспомнил о запущенных полях и возрадовался, ибо нынче вечером будут они
орошены. Я вспомнил о леонских камнях, о наваррской пшенице, о выжженной
кастильской почве, о жаждущих виноградниках Риохи – нынче ночью они пьют воду,
хлещущую потоками, дарующую силу небес.
Я вспомнил, как воздвиг крест, и подумал, что буря, должно
быть, вновь повалила его наземь для того, чтобы другой паломник смог постичь
таинство Приказа и Подчинения. Я вспомнил про водопад – наверно, благодаря
дождю он теперь стал еще мощней. И про Фонсебадон, где ради того, чтобы заново
оплодотворить почву, оставлено было столько Могущества. И про воду, выпитую
мною из стольких ручейков и источников, – теперь они не обмелеют, не
пересохнут. Я достоин своего меча, ибо знаю, что с ним делать.
Наставник протянул мне меч, и я сжал его в руке. Поискал
глазами ягненка, но тот куда-то исчез. Впрочем, теперь это уже не имело
никакого значения: Живая Вода падала с неба, и в струях ее блистал клинок моего
меча.
Эпилог. Сантьяго-де-Компостела
Из окна моего номера я вижу кафедральный собор святого
Иакова и туристов, толпящихся у входа. В толпе проходят студенты в
средневековых черных одеяниях, торговцы сувенирами ставят свои лотки и палатки.
Раннее утро, и, если не считать путевых заметок, эти строки – первое, что я
написал о Пути Сантьяго.
Я приехал сюда вчера на рейсовом автобусе, курсирующем между
Педрафитой, расположенной неподалеку от Себрейро, и Компостелой. Полторы сотни
километров, разделяющих два города, мы одолели за четыре часа, и как же было не
вспомнить тут, что порой мы с Петрусом тратили на такое расстояние две недели.
Скоро я выйду из отеля и возложу на гробницу Сантьяго образ Пречистой Девы
Явления, вделанный в три раковины. А потом при первой возможности улечу в
Бразилию, ибо дела не ждут. Я помню, как Петрус сказал, что все впечатления от
паломничества он вложил в свою картину, и мне в голову приходит мысль написать
книгу о том, что я увидел. Но мысль эта еще смутная и отдаленная, а теперь,
когда я вернул себе свой меч, мне еще много чего надлежит сделать.
Тайна моего меча известна мне одному, и я не выдам ее
никому. Она занесена на бумагу и оставлена под камнем, но после такого дождя
едва ли уцелела. И хорошо. Петрусу ее знать не надо.
Я спросил Наставника, как узнал он дату моего прибытия. Или,
может быть, он уже давно здесь? Засмеявшись, он сказал, что приехал накануне
утром, а уехал бы на следующий день, даже если бы я не появился.
Я спросил, как же это возможно, а он промолчал в ответ. Но
когда наступил час прощанья, Наставник, уже садясь в машину, чтобы ехать в
Мадрид, протянул мне небольшой знак ордена святого Иакова-Меченосца. И сказал,
что я получил великое Откровение, когда заглянул в глаза ягненку.
Что ж, если я и впредь не буду ослаблять своих усилий, то,
быть может, когда-нибудь сумею понять: там, где нас ждут, мы всегда оказываемся
точно в срок.
