– Верно, но это ничего не меняет. Факт заключается в том,
что ты его отверг. У Фелиции Аквитанской, должно быть, тоже было подобное
видение, и она посвятила ему всю свою жизнь. В результате все, что она делала,
было деянием Любви. То же самое, вероятно, произошло и с ее братом. И то же
самое происходит с любым человеком ежедневно: мы всегда знаем, какой путь
является самым лучшим, но следуем по наиболее привычному.
Петрус зашагал дальше, и я последовал за ним. Золотая
булавка у меня в руке сверкала в лучах солнца.
– Единственный способ спасти наши мечты – это проявить
великодушие по отношению к себе. Малейшая попытка самобичевания должна
подавляться неукоснительно! И чтобы прочувствовать, что мы жестоки к себе,
каждую попытку испытать душевные страдания – вину, стыд, нерешительность,
трусость – надо превращать в физическую боль. Превращая душевную боль в
физическую, мы тем самым получаем возможность видеть, какой вред она нам
причиняет.
И Петрус обучил меня УПРАЖНЕНИЮ ЖЕСТОКОСТИ.
Упражнение «Жестокость»
Каждый раз, как тебе в голову приходит нечто, что заставляет
плохо думать о себе, – будь то ревность, жалость к себе, зависть, ненависть и
так далее, – сделай следующее:
Вонзи ноготь указательного пальца в основание ногтя большого
и надавливай, пока не почувствуешь сильную боль. Сосредоточься на ней: это
будет физический аналог твоих душевных страданий. Прекрати выполнять упражнение
только тогда, когда исчезнут терзавшие тебя мысли.
Повторяй это столько раз, сколько будет необходимо, пока
подобные мысли не оставят тебя совсем (даже если для этого придется нажимать
снова и снова). С течением времени мучительные мысли будут приходить все реже и
в конце концов исчезнут совсем, но пока этот момент не наступил, надо
обязательно выполнять упражнение, как только они появляются.
– В древности для этого использовали золотые булавки, –
сказал он. – А в наши дни все изменилось, точно так же, как пейзажи в
окрестностях Пути Сантьяго.
В этом Петрус был прав. Теперь, когда мы спустились с гор,
та равнина, что открывалась нам сверху, оказалась грядой холмов, высившихся
прямо перед нами.
– Вспомни, когда ты сегодня был к себе жесток, и займись
этим упражнением.
Я попытался, но в голову ничего не приходило.
– Так всегда и бывает. Мы вдруг становимся добренькими по
отношению к себе как раз тогда, когда нужна суровость.
Внезапно я припомнил, как обозвал себя идиотом, когда
обнаружил, что тот путь, который я старательно преодолел, взбираясь на вершину
Пика Прощения, туристы спокойно проехали на машинах. Я сообразил, что был
несправедлив и жесток по отношению к себе: ведь туристы, в конце концов, просто
искали место, где позагорать, тогда как я ищу свой меч. И конечно, хотя в тот момент
я почувствовал себя идиотом, но таковым вовсе не являлся. С силой вонзив ноготь
в лунку большого пальца, я почувствовал острую боль. По мере того как я
сосредоточивался на ней, ощущение того, что я выглядел полным идиотом,
постепенно рассеивалось.
Я сообщил об этом Петрусу, он в ответ рассмеялся, но не
сказал ни слова.
В тот вечер мы остановились в удобной гостинице в
деревеньке, где была расположена та самая церковь, колокольню которой я видел
издали. После ужина мы решили для лучшего пищеварения немного прогуляться по
улицам.
– Из всех способов нанести вред самому себе самые
болезненные – те, где затронута Любовь. Мы всегда умудряемся страдать, когда
кто-то нас не любит, или кто-то нас бросил, или, наоборот, кто-то от нас никак
не отвяжется. Если мы остаемся одни, то страдаем от одиночества, если мы
женимся, мы превращаем брак в рабство. Все это просто ужасно! – сердито
произнес Петрус.
Мы дошли до площади, где была та церковь, на которую я
смотрел. Церковь была маленькая, выстроена просто, безо всяких архитектурных
излишеств. Шпиль колокольни, казалось, возносился до небес. Я попытался было
увидеть ангела, да не смог.
Петрус глядел на крест, и мне показалось – уж он-то видит
ангела, но тут он заговорил, и я понял, что ошибался.
– Когда Сын Божий сошел на землю, Он принес нам Любовь. Но
люди не понимают Любви без жертв и страданий, а потому вскоре распяли Иисуса. А
иначе никто не поверил бы в Любовь, что принес с собой Христос, ибо люди
привыкли ежедневно терпеть страдания из-за своих собственных страстей.
Мы присели на каменную ограду и засмотрелись на церковь. Петрус
вновь нарушил тишину.
– Пауло, а ты знаешь, что значит слово «Варавва»? Вар
означает сын, а авва – отец.
Петрус неотрывно смотрел на крест на верхушке колокольни.
Его глаза блестели, и я почувствовал: он чем-то воодушевлен. Может быть, хотя я
не был в этом уверен, – той самой Любовью, о которой он так много рассказывал.
– Замыслы божественной славы были столь мудры! – произнес
он, и слова его отдались эхом на пустынной площади. – Когда Понтий Пилат
призвал народ сделать выбор, он фактически не оставил им никакого выбора. Он
вывел к народу двоих: один был исхлестан бичами и едва держался на ногах, а
другой, Варавва, как подобает бунтарю, стоял с гордо поднятой головой. Бог
знал, что народ предпочтет смерть слабого, чтобы Он таким образом доказал Свою
Любовь.
– Но, независимо от их выбора, все равно в любом случае был
бы распят Сын Божий, – так завершил Петрус свою речь.
Вестник
– Здесь сливаются воедино все Пути, что ведут в Сантьяго.
Было раннее утро, когда мы достигли Пуэнте-де-ла-Рейна – это
название было выгравировано на цоколе изваяния, изображавшего пилигрима в
средневековых одеяниях: треуголка, плащ с капюшоном и вшитыми в подол
раковинами, посох в руке. Этот памятник был воздвигнут в честь того
грандиозного, но ныне почти забытого паломничества, что возрождали мы с
Петрусом.
Предыдущую ночь мы провели в одном из монастырей, что стоят
вдоль всего Пути. Брат-ключарь, поздоровавшись, предупредил, что в стенах
аббатства соблюдается обет молчания. Молодой монах развел нас по кельям, где
имелось лишь самое необходимое: жесткий топчан, застеленный ветхими, но чистыми
простынями, кувшин с водой и тазик для умывания. Никаких водопроводных кранов,
никакой горячей воды, снаружи на двери висело расписание монастырских трапез.
