— Ты мне дай адрес и телефон центра, — попросил Михаил, — я попробую навести справки.
— Для этого мне надо оказаться дома, — улыбнулась Анна. — Я еще не в том возрасте, когда надо постоянно таскать с собой врачебные визитки.
— У тебя самый замечательный возраст, — прочувственно сказал Михаил, поднимая бокал. — За тебя!
В целом вечер прошел хорошо. Сложных тем больше не касались, разговаривали о чем в голову взбредет. Хорошему настроению способствовала вкусная еда — телятина оказалась выше всяких похвал, да и артишоки, судя по тому, что Анна уплетала их за обе щеки, были хороши.
— Артишоки — это афродизиак, — сказала Анна, слегка раскрасневшаяся от выпитого вина (в бутылке оставалось меньше трети), кладя на опустевшую тарелку нож и вилку. — Утонченный разврат немыслим без афродизиаков! Меня так и распирает от желания. Может, забьем на кофе?
— Забьем, — согласился Михаил, которого в некотором смысле тоже распирало от желания.
С официантом простились как с лучшим другом. Он усердно приглашал заходить еще, ему пообещали. Михаилу нравилось Аннина манера общения — ровная, дружелюбная со всеми, ведь одним из главных факторов, «проявляющих» человека, служит его отношение к тем, кто его обслуживает.
Неспешным шагом пошли обратно, к офису, где на стоянке Михаила дожидалась машина. Анна по-прежнему предпочитала не садиться за руль, а может, просто ей нравилось ехать рядом с Михаилом и целоваться с ним время от времени во время остановок на светофорах.
«Нексия» стояла там же, водитель вроде как дремал, надвинув на лицо козырек бейсболки. Ну зачем ему бейсболка в машине, да еще вечером? Странная привычка. Привычка или все-таки способ маскировки?
— Видишь слева машину? — спросил Михаил у Анны.
Анна повернула голову влево и сразу же обернулась к Михаилу.
— Только не говори, что это твоя новая тачка! — улыбнулась она.
— Там же сидит водитель, — Михаил улыбнулся в ответ. — Дело в том, что уже которую неделю за мной повсюду ездят два автомобиля, вот эта «Нексия» и синяя «Хендай Соната». Вот сейчас мы выедем со стоянки, и «Нексия» сразу же пристроится сзади.
— В самом деле? — удивилась Анна, и удивление ее было вполне убедительным в своей искренности. — А зачем?
— Вот и я не пойму — зачем, — во время движения трудно наблюдать за мимикой собеседника, потому что приходится смотреть вперед и под ноги. — То ли слежка, то ли охрана? И началось это вскоре после нашего знакомства…
Михаил многозначительно умолк.
— Думаешь, что это я? — рассмеялась Анна. — Ну, ты даешь! Удивил так удивил! Ми, что с тобой?! Зачем мне за тобой следить?! И от кого тебя надо охранять?! Клянусь тебе, что это не я!
Анна вела себя столь непосредственно, без малейших признаков притворства, что Михаил почти ей поверил. В отношении того, что следить ей за ним незачем, поверил полностью, а вот что касается охраны тут оставались кое-какие сомнения.
Сомнения оставались, но после столь категоричного ответа продолжать расспросы или намекать было неудобно.
— Почему ты? — смущенно промямлил Михаил. — Может, это Тамара?
— Тамара?! — еще больше удивилась Анна. — А ей зачем? Какой ей смысл за тобой следить? Слежка — удовольствие не из дешевых, даже на таких вот рыдванчиках, а Тамара, при всей ее обеспеченности, бережлива до скупости. За копейку она, может, и не удавится, а вот за рубль — точно. Выбрось из головы эту мысль!
Михаил кивнул, но выбрасывать, конечно же, ничего не стал. Просто отложил.
— Ты извини меня, Анна, — сказал он, когда они уже сидели в машине и пристегивались. — Я понимаю, что задаю неприятные, иногда болезненные, иногда глупые вопросы, но я задаю их не из праздного любопытства…
— А хоть бы и из любопытства, — Анна улыбнулась и подмигнула ему, — мы же с тобой уже не чужие друг другу, так что твое праздное любопытство я могу перенести. Так что ты хотел спросить?
— Я снова о наболевшем. Может, ты считаешь, что мне грозит опасность, и потому приставила ко мне сопровождение? И благородно умалчиваешь этот факт?
— Ми-и-и! — простонала Анна, закатывая глаза. — Ты невыносим в своей подозрительности! Я еще раз заявляю, что не имею к этому, как ты выразился, сопровождению никакого отношения! Чтоб мне с Тамарой местами поменяться, если я вру!
— Извини, — Михаил повернул ключ в замке зажигания. — Тема закрыта.
В этот вечер они целовались на каждой остановке. Михаил впервые в жизни почувствовал, как именно изнемогают от желания. Не томятся похотью, не думают, кого бы сейчас того-этого, а именно изнемогают, томятся сладкой истомой, и чем дальше, тем истома эта мучительнее и сладостней. Неописуемое в своей остроте чувство, которое можно испытывать лишь в присутствии объекта своего неимоверного вожделения, чтобы объект этот, как локоть из поговорки, был близок и в то же время недосягаем. Даже мысли безумные полезли в голову насчет того, что можно припарковаться где-то в укромном месте, не доезжая до дому, и заняться любовью, но Михаил собрал волю в кулак, и безумные мысли, убоявшись этого кулака, исчезли.
В душевую кабину залезли вместе и едва не разнесли ее вдребезги.
— Все хочу спросить, а удобно ли тебе без ванны? — сказала Анна, первой выйдя из кабины.
— У меня аквафобия, — признался Михаил. — Боязнь воды. Стойкая. Давняя. Скоро тридцать лет, как мы вместе, юбилей, можно сказать. Мне не совсем уютно возле водоемов…
«Не совсем уютно возле водоемов» было очень мягко сказано. Водоемов Михаил старательно избегал. Любых. Даже ванну не принимал, мылся только под душем. Если ехал по мосту, то непременно перестраивался в левый ряд, чтоб держаться от воды подальше. Две серьезные попытки избавиться от нее не увенчались успехом. Михаил понимал — почему.
— …И ванна мне без надобности.
«Это потому, что ты не умеешь плавать, — со всей серьезностью, свойственной семилетнему возрасту, сказала как-то раз дочь Оля. — Научись плавать — и перестанешь бояться воды». Михаил не стал обращать внимание дочери на противоречие — если боишься воды, не можешь войти в нее, то как научишься плавать? И о том, что плавать он умеет (такие навыки никогда не забываются), тоже не сказал. Тема была не из тех, которые хочется развивать.
Анна — молодец. Поняла, прочувствовала настроение Михаила и больше ничего спрашивать не стала. Увлекла в комнату, не дав толком вытереть ее и вытереться самому, где объявила:
— Сегодня у нас — скачки!
Сверкнула глазами сквозь вуаль упавших на лицо волос, откинула взмахом головы непокорные пряди и сильно, но не больно толкнула потянувшегося к ней Михаила, давая понять, что он должен лежать на спине и не рыпаться. Михаил с удовольствием подчинился, уже одно созерцание шелковистых волос, струящихся по обнаженным плечам Анны, и ее налитых грудей доставляло ему огромное удовольствие…
