Лев Николаевич вынул из папки лист бумаги и положил перед Трепетовым.
– Это рапорт одного из моих сотрудников, он присутствовал при спуске группы Пыльченко. Я специально велел ему оформить это по всем правилам, официально – чтобы вы поняли и поверили.
– Что здесь?
Трепетов взял бумагу, нацепил очки.
– Вчера около четырех утра пришел сигнал с рации одного из участников этой группы. Она включилась всего на несколько секунд.
– Как это? Они ведь погибли!
– Видимо, не совсем. Или, как я подозреваю, вовсе не погибли. Сигнал был случайный – скорее всего, уронили рацию или нажали кнопку вызова. Потом ее сразу отключили.
Хозяин молча пробежал глазами текст рапорта. Хмыкнул. Отложил бумагу в сторону.
– И что? Думаешь, они заодно? Я ведь у тебя спрашивал! А ты что сказал?
Лев Николаевич усмехнулся.
– Человек – единственное животное, которое умеет признавать свои ошибки. Хотя и не любит этого делать…
– А я не люблю ошибок! – резко сказал Трепетов. – Изложите суть своей ошибки!
Человек для особых поручений убрал улыбку. По интонации, по прищуру, по обращению – на «ты» или на «вы» – он безошибочно определял, когда надо переходить на официальный тон подчиненного перед хозяином.
– Мне стал понятен их расчет. Группа Пыльченко оставила внизу часть оборудования. Синцов доставит туда недостающее. Заход в два этапа. Потом будет еще один сигнал бедствия, Синцов прохрипит вам последнее «умираю, но не сдаюсь» и сгинет навеки… Куда-нибудь в Южную Америку, полагаю. Где он вместе с Пыльченко и остальными спокойно могут жировать на незадекларированные доходы… – Он вздохнул. – Хотя это тоже только версия.
Из окна тянуло свежестью и пряным запахом трав. Трепетов неожиданно громко, не по-миллиардерски, чихнул, полез за платком и высморкался.
– Если эта версия подтвердится…
Он чихнул еще раз.
– Вот тогда ты мне принесешь его голову… На золотом блюде. А пока закрой окно, будь добр. Дует чего-то.
Переход на «ты» означал, что хозяин смягчился.
Лев Николаевич молча взял рапорт, положил в папку. Потом встал и закрыл окно.
Магазин назывался незамысловато – «Топ Дизайн. Одежда и обувь из Европы». Зато смотрелось нарядно и сыто, по-европейски. Манекены, подсветка, «Гуччи», «Армани» и тому подобное. И Ринго вполне соответствовал: прикинутый красавчик – маечка под горло, джинсы, легкий летний пиджачок, впалые щеки, длинный острый нос, стальные серые глаза. Только щегольские усики отпустил и длинную шевелюру с хвостиком. От бойцовского вида ничего не осталось. Хотя не во внешнем виде суть…
– Ринго, привет!
Не обернулся. Да у него же наушники!
Леший подошел вплотную, хлопнул по плечу. Ринго обернулся, вынул из ушей черные поролоновые шарики.
– О, ты вовремя! Мы тут как раз закрываемся, пара минут буквально… Подождешь?
– Конечно, подожду, – сказал Леший. – Не за тем же сюда ехал, чтобы увидеть твою рожу и свалить.
Ринго улыбнулся, схватился за стальную роллету и потянул вниз.
– Девчонкам помогаю, – вроде оправдываясь, сказал он. – Мне же не трудно.
Две похожие на ярких худеньких птичек продавщицы сказали «спасибо» и пошли по тротуару в сторону метро.
– Поговорить надо, – негромко сказал Леший.
– Так, может, это… Поехали к нам? – предложил Ринго не очень уверенно. – Вместе поужинаем, поговорим. Я себе усилок винтажный купил, ламповый. Послушаем чего-нибудь такого… У Маккартни новый альбом вышел, слышал? И у Джеффа Линна тож…
– А кто такой Маккартни, напомни? – спросил Леший.
Ринго сразу помрачнел. Он не любил, когда издеваются над стариком Маккартни. Он был ему почти как родной дедушка.
– Ладно, пошутил, – сказал Леший. – Но я бы предпочел поговорить прямо здесь.
Ринго пожал плечами и бросил взгляд на серый «Туарег», который стоял у входа в магазин.
– Как скажешь. Только не очень долго, хорошо?
В «Туареге» сидела девушка с прямыми черными волосами и челкой, закрывающей глаза. «Китаянка, наверное», – подумал Леший.
– Это и есть твоя бизнесвумен? – спросил он.
– Пока еще не моя…
Ринго заметно напрягся. Он запер роллеты на замок, включил сигнализацию. Еще раз посмотрел на девушку, махнул ей рукой: подожди, я скоро.
– Я же не могу вот так, с голой жопой, что-то серьезное предлагать, – объяснил он. – Надо заработать, вот и мотаюсь по Европе, шмотки скупаю в аутлетах.
– Это еще что такое? – удивился Леший.
– Вроде комиссионок. Товары со скидкой, короче.
– Далеко?
– Вильнюс, Варшава, Чехия…
– А почему не в Ливерпуль? Не в Кентукки какое-нибудь? Там ведь все рокеры, как и ты, наверное, а?
– Опять издеваешься? – Ринго нахмурился.
– Нет. Хотя, в общем, да.
– Да пошел ты… Иногда в Голландию выезжаю, но туда реже… Обычно Кира расписывает график закупок. Я с ней катаюсь только в качестве охраны и рабочей силы…
– Кира – это она? – Леший кивнул на машину.
– Да.
– И хорошо зарабатываешь?
– Когда как. И смотря что считать «хорошо».
Ринго усмехнулся:
– А ты что, тоже хочешь шмотками торговать?
Леший тоже усмехнулся:
– Нет. Хочу тебе предложить другую работу.
– В «минусе»? Как в тот раз?
– Похоже. Только пойдем поглубже. И возьмем побольше.
– Сколько?
– Миллион точно. Может, и больше.
– Негусто.
– Долларов.
– Долларов?! – Ринго присвистнул. – Это меняет дело. Только…
Он задумался.
– Я слышал, Палец с ребятами погибли в «минусе».
Леший кивнул: – Точно.
– По их маршруту?
– По тому же маршруту, – поправил Леший. – Помнишь, я тебе закурить не дал?
– Помню.
– Вот. А они закурили.
Девушка в туареге, не отрываясь смотрела на них. Ринго помрачнел. Он больше не изображал радость от встречи. Было видно, что его раздирают противоречивые чувства.
– Что молчишь? – спросил Леший.
– Знаешь, как бывает: и хочется, и колется… Деньги большие, да и жизнь одна… Ты так неожиданно свалился со своим предложением…
– Давай, определяйся.
Хлопнула дверца. Девушка Ринго вышла из машины и встала, картинно оперевшись на борт. На ней был белый брючный костюм в обтяжку.
