Секундная пауза. Тарелка со звоном упала на пол – дзынь! И тут же Артем заорал как резаный.
– Тёмочка! – побелев, охнула Клавдия Ивановна.
Сидящая рядом с сыном Марина протянула руку, убрала с его лба комок каши и спокойно объявила:
– Не горячая. Жив будет.
Словно пытаясь оспорить это заявление, Артем заорал еще громче. Евсеев посмотрел на жену.
– Может, все-таки отнесешь его в ванную?
У нее, как назло, опять зазвонил телефон. Клавдия Ивановна вскочила с места, подхватила внука на руки, вынесла из комнаты. Марина вздохнула, встала, сказала в трубку:
– Ну сколько можно, в конце-то концов?
И вышла вслед за Клавдией Ивановной.
Петр Данилович повертел в руках рюмку, которую так и не успел наполнить, отставил в сторону. Хмыкнул. Поковырялся ложкой в пельменях.
– У тебя все в порядке, Юр?
– Да, – сказал Евсеев. – Работы много.
– С Мариной как?
– Нормально.
Лежавший под столом Брут вздохнул и пошевелился. С Мариной, по его личному песьему мнению, иначе и быть не может. Марина – человек в высшей степени положительный и понимающий.
– Не обращай внимания, отец. У нас в самом деле все хорошо. Выспаться только, и вообще будет прекрасно. – Евсеев посмотрел на диван в углу. – Может, после обеда упаду на полчасика. А потом опять на работу.
Сегодня воскресенье, выходной день. Впрочем, Петр Данилович ни о чем спрашивать не стал, только кивнул головой.
– Ясно.
Из ванной доносился шум воды и всхлипывания Артема. Евсеев вытер руки салфеткой, задумчиво потер лоб.
– У нас ЧП, отец. – Он поднял глаза на Петра Даниловича. – Не в семье. На работе. Не знаю даже, радоваться или… наоборот.
– Положим, радости особой я в тебе не заметил.
– Это верно.
Евсеев поднялся, закрыл дверь гостиной, вернулся за стол.
– Я сейчас ищу утечку информации. Все как обычно в таких случаях: пункт первый, второй и так далее. Дошло до проверки кремлевских каналов. Служба правительственной связи косится, начальство пыхтит. Сам понимаешь. И все было чисто. Ну, почти чисто. Остались последние необследованные участки, малость такая. Я уже ни на что не надеялся. И вдруг – нашли. Под самым носом, в периметре Кремля. В отсеке контроля, представляешь? И опять спутниковый сканер, наподобие «колпаковского». Как в две тысячи десятом… Мой опер прибежал испуганный, говорит – так мол и так, похоже, мы такую крысу за хвост схватили, что если она обернется, то нас же и сожрет. Даже костей не останется!
Петр Данилович нахмурился, покрутил рюмку на столе.
– И что?
– Пока ничего. Генерала на месте не было, а я никому другому докладывать не стал. А потом подумал: генерал мне тоже не родственник и не заступник. Если буря поднимется, так меня же первого и сольют.
– Это точно, – проскрипел отец. – При таком уровне измены…
Юра кивнул.
– Участок в особой зоне, четырехуровневая система доступа и контроля, ежедневные обходы, технический контроль. Как туда попал этот сканер? Как его могли не заметить?
– Не могли, – кивнул Петр Данилович.
– А кто отвечает за участок? – спросил Петр Данилович. – Кто-то ведь должен быть за ним закреплен?
– В том-то и дело, что на втором участке закрепленного оператора нет. В связи с высоким уровнем секретности его курирует некто Икс. То ли из руководства Службы правительственной связи, то ли из ФСО, то ли кто-то из наших, комитетских. Я-то особо не копался, чтобы внимания не привлекать, но общая картина выглядит именно так.
– Очень странная история. И что теперь?
– Не знаю. Мы еще давно написали представление всем эксплуатантам линий специальной связи о проверке оборудования, коммуникаций и персонала. А сами вроде как их проверяли. Так что ответственность на них и лежит. А если я сейчас напишу рапорт – это вроде как перед паровозом встать с поднятой рукой. Может, остановится, а может, перемелет и дальше понесется.
– Да уж, – задумчиво протянул Петр Данилович. – У меня как-то был случай…
Слово «случай» он произносил с ударением на втором слоге: случáй.
– Город Холмск, тысяча девятьсот семьдесят пятый год, девятое мая, юбилей Победы, демонстрация: фронтовики, цветы, оркестры, флаги, – все как положено. На трибуне стоит городское начальство, а по площади проходит колонна освободителей Холмска от немецко-фашистских захватчиков… И вдруг один, приезжий, спрашивает: «А кто это у вас на трибуне стоит, рядом с секретарем горкома?» Ему объясняют: «Это наш городской прокурор, Гольцев Иван Трофимович». А он: «Как так?! Это я Гольцев Иван Трофимович!»
Петр Данилович замолчал и выразительно посмотрел на сына, как бы приглашая его оценить столь непростую ситуацию. Юра заинтригованно ждал продолжения. А Брут оказался неблагодарным слушателем: выбравшись из-под стола, он положил большую голову на колени хозяину и деликатно заскулил, требуя прогулки. Но Петр Данилович только погладил его между ушей и продолжил рассказ:
– На другой день этот приезжий приходит к прокурору и говорит: «Ну, что, узнаешь меня – Гольцева Ивана Трофимовича?» Показывает шрам на лбу: «Помнишь, как ты меня достреливал? Только пуля вскользь прошлась, лишь контузила!» Повернулся и ушел. А пришел ко мне. И рассказал, что в прокурорах у нас сидит фашистский прихвостень, каратель, присвоивший его документы! – Отец наклонился вперед, седые брови взметнулись. – По тем временам это такое ЧП, такое ЧП… Я бегу к секретарю райкома, докладываю: так, мол, и так, как быть? Тот звонит в обком. Секретарь обкома по прямому проводу звонит в ЦК. Из ЦК звонят в союзный КГБ. Оттуда перезванивают в областное управление. Из областного мне спускают указание: «Разобраться!» Только разбираться уже не с кем: лжепрокурор повесился!
Юра наморщил лоб.
– Слушай, отец, а к чему ты мне эту историю рассказал?
– Да к тому. Тогда другие времена были, тогда строгость была, контроль. И то сколько времени карусель крутили. Он бы мог сбежать десять раз! Только тогда особо не разбегаешься. И начальники друг за друга стеной не стояли, своих любой ценой не выгораживали! А сейчас вполне могли бы настоящего фронтовика посадить за клевету или несчастный случай имитировать – и концы в воду! Понял, к чему мой рассказ?
В гостиную заглянула раскрасневшаяся Клавдия Ивановна:
– Юра, принеси из машины Тёмкину одежду, быстрее!
Евсеев поднялся:
– Сейчас, ма.
Петр Данилович приложил палец к губам: иди, потом поговорим. Евсеев вышел.
Брут зевнул, вопросительно посмотрел на хозяина, завилял хвостом.
– Гулять еще рано. Есть тоже, – сурово отрезал Петр Данилович. – Можешь быть свободен.
