Неизменным оставалось лишь одно — человеческая природа. Настолько загадочная, противоречивая, что понять ее гораздо сложнее, чем проникнуть в самые сокровенные тайны мироздания! Гранд мастер до сих пор не уставал удивляться, как прихотливо сочетается пытливый ум — и всепобеждающая глупость, неистребимая жажда жизни — и тяга к саморазрушению… Только человеку может быть свойственна безоглядная смелость, когда ради того, во что веришь, можно пойти на костер и на плаху, — и липкий страх, что заставляет подличать и лгать, предавать и себя, и самых близких и в последний смертный миг целовать руки своим палачам в безумной надежде — а вдруг пощадят? Только он может жертвовать собой ради других — и безжалостно убивать себе подобных, без устали искать тайное знание — и тут же непременно употребить его себе же во вред… Воистину темна душа человеческая!
Наверное, этого никому не дано понять до конца, даже ему.
Чуть шевельнулась тяжелая бархатная портьера, словно кто-то стоит за ней и не решается войти. Грандмастер прислушался, повернул голову и негромко сказал:
— Входи, Тринадцатый! Я знаю, что ты здесь.
Портьера колыхнулась снова, и из-за нее появился высокий, очень худой молодой мужчина.
Он выглядел смущенным, неловко переступая по ковру длинными ногами, непрестанно теребил рукав рубашки, смотрел куда-то в пол, словно школьник, застигнутый за недозволенным занятием.
— Прости, учитель. Я не хотел мешать твоим размышлениям, но…
— Так что же привело тебя сюда? — строго спросил Грандмастер. — Садись и рассказывай.
Его собеседник опустился в тяжелое резное кресло с высокой спинкой и заговорил медленно, тщательно подбирая слова:
— Сегодня ночью погибла девушка. Утром ее нашли в парке…
На секунду в воздухе возникло призрачное видение — деревья, старик с собакой и мертвое тело в овражке… Видно было как будто сквозь легкую кисею, чуть подсвеченную разноцветными фонарями.
— Мастер, это не простое убийство.
Тринадцатый вымолвил это тихо, но твердо.
По лицу Грандмастера на миг пробежала тень. Он сделал легкое движение рукой, словно разгоняя дым, — и видение исчезло.
— Ты забыл наш закон? Мы не можем вмешиваться в людские дела… Без крайней на то необходимости. Тебе, Тринадцатый
[4]
, это должно быть известно лучше, чем кому-либо другому.
Голос его звучал мягко и в то же время строго. Тринадцатый опустил голову.
— Знаю, Мастер. Но это… Это как раз такой случай.
— В самом деле? — В глазах Грандмастера на мгновение промелькнула искра интереса. — И почему ты так решил?
— Это человек из моего прошлого. Из той жизни.
Тринадцатый вымолвил это совсем тихо, почти шепотом. Лицо его застыло, словно маска, взгляд стал отсутствующим, устремленным в пустоту, и Грандмастер видел, что в глазах его отражается не тихое пламя свечи, а зловещие багровые отблески совсем другого огня.
Он сам на секунду почувствовал запах дыма от костра, услышал крики несчастных, сжигаемых заживо, и восторженный рев толпы… Как давно это было! Больше четырех веков прошло с тех пор, как в славном городе Шлоттенбурге после страшной засухи устроили жестокую охоту на ведьм. Ярнес Тибад, Тринадцатый страж порога, тоже погиб тогда, и много лет прошло до той поры, когда его душе суждено было возродиться вновь.
— Ты уверен? — тихо спросил Грандмастер.
Тринадцатый кивнул:
— Да. Это было перед тем, как я… умер.
Его руки повисли вдоль тела, словно плети. В свете свечей лицо казалось изможденным — провалы глаз, впалые щеки, бледная кожа… Но Грандмастер знал, какая сила таится в этом чахлом с виду теле. Мало кому из наследников Древней Крови, чудом сохранившейся еще с тех времен, когда ангелы прельстились красотой дочерей человеческих, удалось выжить и осознать себя во враждебном мире, где каждого, кто не похож на других, всегда стремятся укротить, обезличить… А не получится — убить.
А вот Тринадцатый смог совершить невероятное. Он вернулся от самых ворот смерти, сумел найти свой путь и занять уготованное ему место в Круге.
Но сейчас он выглядел совершенно растерянным и беспомощным, сбитым с толку.
— Я уверен, что знаю его. Знаю… Но не помню.
— И ты не можешь его увидеть? — Грандмастер удивленно поднял брови.
Для мага найти любого из живущих, увидеть, чем он занимается, даже проникнуть в его мысли — задача вовсе не сложная, стоит только сосредоточиться на несколько мгновений и произнести про себя короткое заклинание. Но Тринадцатый отрицательно покачал головой:
— Нет. Он безумен. Более того — он знает, кем был раньше! Его душа заблудилась между миром живых и мертвых, и теперь он опасен, как бешеный зверь.
Тринадцатый вскочил и принялся расхаживать по комнате, меряя пространство большими шагами. Казалось, ему тесно здесь. Он морщил лоб, нелепо взмахивал руками, становясь похожим на большую птицу, которая пытается взлететь — и не может.
— Его надо остановить, остановить непременно!
Пламя тонких восковых свечей, вставленных в массивные канделябры, чуть дрогнуло. Словно та сила и страсть, с которой были сказаны эти слова, всколыхнула их, подобно нежданному порыву ветра.
— Успокойся и сядь. От тебя в глазах мелькает.
Тринадцатый покорно опустился на свое место. Он помолчал недолго и добавил с невеселой усмешкой:
— Мастер… Позволь мне. Я ведь тоже когда-то был сумасшедшим!
На мгновение его глаза стали пустыми и совершенно прозрачными, ледяными от ужаса… Эх, Тринадцатый! Досталось же ему. Десять лет, проведенные в скорбном доме, где влачат свое жалкое существование те, кого принято считать неизлечимыми душевнобольными, не прошли для него даром. Только чудом он избежал гибели и даже теперь еще не совсем свыкся со своим положением
[5]
.
Грандмастер задумался. Если где-то рядом бродит неприкаянная душа, воплотившаяся в убийцу, и Тринадцатый чувствует особую связь с ним, такое действительно нельзя оставлять без внимания! Кто знает, чем это может обернуться? Хрупкое равновесие между добром и злом и так слишком часто нарушалось в пользу последнего…
Из-под груды бумаг на столе Грандмастер извлек пожелтевшую таблицу с изображением небесных светил, испещренную его собственными пометками, и долго изучал ее, бормоча себе под нос что-то вроде:
— Сатурн в Весах, тригон Марс — Юпитер… Ах, какой неудачный узел! Созвездие Змеелова в оппозиции к Альдебарану…
Тринадцатый терпеливо ждал. Наконец Гранд-мастер отложил свои вычисления и снова обратился к нему:
