Утром Игорь сходил к ларьку за газетой и теперь, сидя на старой железной кровати с провисающей сеткой, прихлебывал крепкий сладкий чай и перелистывал шуршащие страницы.
Увидев в рубрике «Знакомства» объявление следующего содержания: «Уродливая старая дева желает познакомиться с состоятельным и щедрым господином», он должен был срочно отказаться от комнаты и расплатиться с хозяйкой. Потом — отзвониться по контактному телефону, сказать условленную фразу: «Спасибо, груз уже в пути» и выслушать дальнейшие инструкции для того, чтобы ликвидировать (он не любил слово «убить») человека, которого до этого видел только по телевизору.
В обществе давно уже бродят слухи о «Белом легионе». Эти слухи активно подогреваются средствами массовой информации и авторами бульварных романов. Сообщество бывших и действующих офицеров спецслужб, эдакое тайное братство, которое вершит собственный справедливый суд над бандитами… При ближайшем рассмотрении романтический ореол заметно тускнеет. Как и везде, здесь все упирается в деньги. Власти выгодно держать контору по устранению политиков, бизнесменов, журналистов и прочих граждан, по каким-то причинам ставших неугодными.
За пять лет своей деятельности Игорь устранил троих мужчин и одну женщину. Этот эпизод он особенно не любил вспоминать.
Искомого объявления он так и не нашел. Значит, пока еще не время. Умение терпеть и ждать было так же необходимо при его профессии, как въедливая внимательность для бухгалтера или чувство ритма для танцора.
Газету он теперь просматривал просто для развлечения. Каких только объявлений не дают люди! «Богини любви срочно приедут к вам в гости». И что с ней делать, с богиней-то? Молиться? «Верну мужа за один день. Любимый будет вечно лежать у ваших ног». А на фига он нужен, лежачий? «Продается скаковая лошадь самовывозом (Калужская область, дер. Толстопальцево)». Это значит, на ней скакать придется? Прямо из Калужской области?
Стоп-стоп-стоп. А это что такое? «Счастье оптом и в розницу». И телефон, которого наверняка не существует в природе. Что это? Код? Сигнал для кого-то, такой же, как «уродливая старая дева»? Интересненько получается, интересненько!
Игорь отложил газету. Почему-то ему вдруг стало грустно. Чужая комната, убогая и тесная, заставленная всяким хламом, вдруг будто надвинулась на него, навалилась своими стенами. Он остро, всей кожей ощутил неизбывную, тупую и безнадежную, как смертельная болезнь, злобу на своих хозяев и благодетелей. Слова только говорят всякие, типа идейные очень, у самих одни деньги на уме. Жадные, как сволочи. Хоть бы квартиру дали снять нормальную вместо этой халабуды — так нет ведь! Зимой снега не выпросишь.
Сколько же можно жить вот так, между небом и землей? Игорь почувствовал, что устал быть инструментом, марионеткой в чужой игре. А куда денешься, если ты беглый и уже много лет в розыске? В тюрьму возвращаться — верная смерть, да и не доехать ему живым до тюрьмы, даже если и придет фантазия сдаться первому же постовому. Вот и выходит, что живешь только, пока нужен им, сволочам.
Сегодня жив — и слава богу, а что потом? Если ответить честно на этот вопрос — ничего хорошего. Годы к сороковнику подкатывают, а нет ни жилья, ни семьи, ни друзей, ни своего дела… И скорее всего, уже не будет никогда. Только вот работа эта проклятая, да еще куратор Сергей Степаныч, мать его за ногу!
Да и она, работа эта, скоро закончится. Ведь сколь веревочка ни вейся, а кончику быть. Скорее всего выполнив последнее задание, он вряд ли проживет долго. Чересчур часто мелькает на телеэкране толстая морда в которую ему предстоит всадить пулю в самые ближайшие дни. Что ж, грех жаловаться, ему и так везло, мало кто продержался столько времени.
На улице накрапывал дождь, но и в комнате бездействовать стало просто невыносимо. Слишком уж нехорошие, безнадежные мысли… Нужно было много размяться и отвлечься от них, а то так и свихнуться недолго. Игорь быстро натянул ботинки, подхватил куртку с вешалки, крикнул в кухню, где возилась хозяйка:
— Зинаид Пална, я часа через два буду, может купить чего?
Ну, не квартирант — просто сын родной!
День уже клонился к вечеру, когда Анна Райдель тяжело шаркая ногами, поднималась на третий этаж убогой панельной хрущобы. Она живет здесь почти восемь лет, но до сих пор не может привыкнуть к узким лестницам и низким потолкам. После роскошной родительской квартиры на Сивцевом Вражке эта дыра долго вызывала у нее слезы.
Она устала, запыхалась, и даже очки с толстыми «близорукими» стеклами совсем запотели. Боже как болят ноги! А ведь ей только тридцать два года, еще бы им не болеть — целый день приходится бегать по урокам. И хорошо еще, когда есть работа, скоро может не быть и этого — кризис… Родители двоих учеников сегодня предупредили, что со следующего месяца платить не смогут. Руки оттягивают две тяжеленные сумки. Все кругом бегают, как сумасшедшие, скупают продукты, делают запасы, как в войну. Говорят, скоро голод будет… Анна никогда не делала запасов, семью ей кормить не надо, но теперь, поддавшись общему настроению, зачем-то накупила муки, пшена, соли и тушенки. Эти сумки, да еще папка с нотами. Из сумки торчит газета — неделя кончается, пора снова дать бесплатное объявление.
А вот и знакомая дверь. Ключ дрожит в замке — руки устали. Один поворот, второй… Все, наконец-то она дома. Можно бросить сумки прямо у порога, скинуть туфли, упасть на жесткий коротковатый диванчик, вытянуть ноги и закрыть глаза. Разобрать покупки — это все потом, потом. Сейчас она слишком устала.
Она хотела только немного отдохнуть, но сама не заметила, как задремала. Ей приснилась маленькая девочка за роялем, сосредоточенно перебирающая ноты. Вот он, «Детский альбом» Чайковского, с потертой и чуть надорванной на уголке обложкой. Девочка устанавливает его перед собой, устраивается поудобнее на вертящемся стульчике, глубоко вздыхает, будто собираясь с мыслями… Потом опускает руки на клавиши и начинает играть.
Играет она хорошо, даже удивительно, как ее маленькие пухлые пальчики могут извлекать из инструмента столь гармоничные звуки. Она как будто вся уходит в музыку, ее глаза полузакрыты, она раскачивается всем телом в такт мелодии… Маленькая девочка, глаза как вишни. Черные кудрявые волосы схвачены белыми бантами.
«Вот какой я была двадцать пять лет назад», — подумала Анна и проснулась. Она открыла глаза и почувствовала, что плачет — тихо и безнадежно. А тут еще и рука разболелась — напомнил о себе старый перелом. К дождю наверное, осень ведь. Анна привычным жестом потерла ноющее запястье.
Она встала, отерла слезы с лица и пошла в ванную — умыться холодной водой. Завтра у нее уроки, неприлично являться с зареванной и опухшей физиономией. Мутноватое зеркало над раковиной бесстрастно отразило ее лицо — бледное, усталое, круги под глазами, привычно опущенные уголки губ, начинающиеся морщинки, нос-рубильник, спутанные тусклые волосы… Анна посмотрела на себя еще раз — и расплакалась снова.
Она не знала, сколько времени просидела так на краю ванны, плача под шум льющейся из крана воды. Ей казалось, что вся ее жизнь сейчас подошла к роковому пределу, за которым начинается небытие. Ведь что еще остается человеку, который каждый день тянет унылую лямку неизвестно зачем? А ведь она окончила консерваторию и подавала когда-то большие надежды, была у нее и заботливая семья, и талант, и любимое дело, и даже муж…
