– Как съездила? – спросил он. – Как там твоя Катерина?
– Нормально… – рассеянно ответила Кира. Она вдруг почувствовала себя виноватой. В самом деле, бросила мужика одного на целый день, даже обед не приготовила. – Ты голодный? – спросила она. – Сейчас, погоди, что-нибудь состряпаю по-быстрому!
– Да ладно, не суетись, – остановил ее муж, – мы с собакой прекрасно обошлись. Думаешь, я безрукий, что ли?
Он посмотрел ей в лицо долгим, пристальным взглядом и вдруг спросил:
– Кира, что с тобой? Ты какая-то… Не такая!
– Нет, ничего, – она принужденно улыбнулась, – просто устала сегодня.
С того дня Кира зачастила в детский дом. Теперь она сама тормошила Катю, уговаривая ее съездить снова… Деньги она тратила щедрой рукой, закупая все необходимое для детей, так что хозяйственная Нина Петровна просто нарадоваться не могла:
– Вот раздышались мы наконец-то! Верно говорят, что свет не без добрых людей…
Кира смущалась и старалась перевести разговор на другую тему. Она-то знала, что не заслуживает похвал за свое доброе сердце, и сюда, в детский дом на отшибе, ее влечет не только желание помочь брошенным крошкам, но и нечто совсем другое.
Здесь – Ванечка, ее маленький обреченный ангел. Она уже знала, что его диагноз называется «аутизм» и звучит он как приговор. Кира перечитала кучу сайтов в Интернете, посвященных этому странному и загадочному недугу, много раз пересмотрела «Человека дождя» с Томом Крузом и Дастином Хофманом, и эта информация не вселяла оптимизма.
До сих пор врачи и психологи, мировые светила не могут прийти к единому мнению, почему иногда ребенок чуть ли не с самого рождения оказывается отгороженным от всего мира незримой, но прочной преградой, словно окутанный прозрачным коконом. Такие дети почти не вступают в контакт с окружающими, даже с семьей. Они живут в собственной реальности, и достучаться до них очень сложно.
Существует множество методик лечения – и медикаментозных, и психотерапевтических, – но помогают они далеко не всем. Родители стараются не опускать руки – делятся друг с другом опытом, дают советы, просто поддерживают… Ничто не объединяет людей так, как общее несчастье! Иногда случается чудо, и ребенок выходит в мир, адаптируется к нему и почти не отличается от нормальных сверстников. Правда, такое происходит нечасто, но все-таки бывает.
А для таких, как Ванечка – одиноких с рождения, брошенных всеми, оставленных на попечении нещедрого государства, – надежды нет почти никакой. Если даже заботливая семья не может помочь больному ребенку, то что уж говорить о приюте! Вряд ли кто-то будет там заниматься им, а значит, из своего хрустального кокона он, скорее всего, не выйдет уже никогда. К переходному возрасту у таких детей чаще всего происходит обострение болезни, и дальше – только тихое безумие, растительное существование и ранняя смерть.
Умом Кира понимала все это, но стоило ей увидеть Ванечку – и все доводы здравого рассудка, печальная статистика и пугающие медицинские термины вроде «компульсивное поведение», «первазивные расстройства развития» или «хромосомная аберрация» напрочь вылетали у нее из головы. Глядя ему в глаза, Кира чувствовала, что завеса, окружающая его сознание, немного приоткрывается, и ей казалось, что мальчик ее понимает! По крайней мере, она понимала его прекрасно, и этот безмолвный разговор мог длиться часами.
Теперь она знала всю его жизнь, словно сама присутствовала рядом с ним каждый миг. Знала даже историю его появления на свет – старую как мир историю о первой любви, о двух глупых подростках, о встречах украдкой, о горячей и неумелой нежности…
Ваниной мамой была пятнадцатилетняя девочка. Соседский пацан – настоящая гроза двора – встречал ее после школы, водил в кино и в городской парк. Они шли, трогательно держась за руки, и лица их светились счастьем. Потом – вокзал, бритая голова и последний торопливый поцелуй перед отходом поезда. Гремит марш «Прощание славянки», по щекам девочки катятся слезы, а в животе уже растет новая жизнь…
Вот крошечный Ванечка тянется к груди, а его юная мать улыбается прекрасной, вечной улыбкой Мадонны. Но в следующий миг ее лицо затуманивает грусть. Держа ребенка на руках, она думает о том, что жизнь дома превратилась в настоящий ад, ей некуда идти, из школы выгнали, а ее любимого Колю теперь посадят, непременно посадят! И выхода не видно.
В конце концов девочка нашла его – сама. Теплым летним днем она взяла на руки Ванечку, вышла на балкон… Кира как воочию видела ее лицо – нежное, почти детское, с припухшими от слез глазами, видела, как колышутся на ветру длинные светлые волосы… Девочка постояла немного, потом вдруг улыбнулась – и шагнула вниз.
Она все рассчитала правильно – под балконом как раз помещалась закатанная в асфальт площадка – и погибла мгновенно. Короткий, словно сдавленный, крик оборвался, потом был глухой удар, и распростертое тело больше не шевельнулось… Для нее все было кончено.
Но, уже падая, она выпустила ребенка из рук. Как раз в то утро толстая соседка снизу вывесила белье для просушки. Ее аккуратный, хозяйственный муж приделал на балконе прочные металлические рейки с просверленными отверстиями для веревок – так чтобы белье висело снаружи, не занимая место на тесном балкончике, заставленном банками для варенья, старыми лыжами и садовым инвентарем.
Каким-то невероятным образом малыш попал в пододеяльник – старомодный, с отверстием посередине, теперь таких уже не делают – и чуть раскачивался, точно в люльке. Он заплакал, соседка в цветастом халате выглянула наружу, пытаясь понять, что произошло, и тут же закричала сама, громко и страшно.
А малыш все плакал. Пришли какие-то люди, забрали его, и потом, лежа в казенной кроватке, он много дней подряд видел одно и то же – больничные стены, белые халаты и лишь иногда, если повезет, – маленький кусочек неба в окне.
Мир стал для него тюрьмой – унылым местом, где нет ни любви, ни радости, время тянется бесконечно, и в какой-то момент крошечный человечек твердо решил для себя, что жить в нем не стоит. Уж лучше закрыться, отгородиться от него, а там – будь что будет…
Кира совсем потеряла покой. Теперь, что бы она ни делала – выгуливала Динку в ближайшем скверике, готовила обед, сидела перед телевизором, щелкая пультом, или засыпала рядом с мужем, – думала она об одном и том же. Стоило лишь закрыть глаза – и она снова видела Ванечку. Было что-то ужасное, чудовищно несправедливое в том, что ребенка с ангельским лицом и таким нездешне-мудрым взглядом ожидает такая жалкая, страшная жизнь, а возможно, и скорая смерть… И если она ничем не сумеет помочь ему, то никогда себе этого не простит.
Другой вопрос: как это сделать? Продолжать навещать его по выходным, сначала здесь, а потом в другом интернате, привозить игрушки и сладости – и видеть, как он медленно умирает? Нет, невозможно! Это было слишком больно. Забрать из детдома, усыновить? Но ведь она не одна, есть еще Игорь! Как ему сказать? Ребенок ведь не щенок, его нельзя просто привести домой и поставить мужа перед фактом. Тем более – такой, как Ванечка, особенный ребенок. Даже в мыслях Кира никогда не называла его умственно отсталым. Он просто другой, не такой, как все, но это еще не значит, что – хуже!
