– Ладно уж, вместе так вместе! – вздохнула она, смирившись со свой участью. – Так быстрее получится…
Кира шла вслед за Ниной Петровной вверх по крутой и узкой лестнице. Нести коробку было не то чтобы тяжело – мягкие игрушки ведь, не кирпичи! – но неудобно. Поднимаясь на второй этаж, она недоумевала – как только дети здесь не падают?
Дальше пришлось идти по длинному коридору, выкрашенному зеленой масляной краской. Где-то совсем рядом слышался отчаянный детский плач. Так же плакала Настя – бывало, что и ночами напролет, когда резались зубки. Приходилось часами качать ее на руках, и только так девочка затихала ненадолго…
Но к этому ребенку, похоже, никто не спешил подойти, чтобы успокоить его. На секунду показалось, что в его крике слышится какая-то безнадежность, словно крошечный человечек уже знает о том, что его бросили и он никому на свете не нужен. Никто не возьмет на руки, не покачает, не назовет солнышком… В лучшем случае – покормят из бутылочки и памперс поменяют.
А может, и нет.
– Все, пришли! Здесь у нас старшенькие.
Нина Петровна распахнула перед ними дверь.
Они оказались в просторной и светлой комнате. Воспитательница – молодая женщина, рыжая, в веснушках, одетая в легкое не по сезону цветастое ситцевое платье и шлепанцы на босу ногу – поднялась и шагнула навстречу.
– Здравствуйте! – Ее лицо, немного простоватое, с деревенским румянцем, осветилось улыбкой и стало почти прелестным. Она обернулась к детям и сказала: – К нам сегодня приехала Катерина Андреевна! Что надо сказать?
– Дра-асте! – нестройно прозвучало в ответ.
Дети – всем на вид было года по четыре – внимательно рассматривали гостей. Кира почувствовала себя немного неловко. Когда-то она видела в новостях душераздирающие сюжеты о воспитанниках детских домов и знала о том, что круглых сирот среди них почти нет. У большинства родители живы и здоровы, но слишком уж заняты собственными делами – сидят в тюрьме, беспробудно пьют, бродяжничают… Или просто бросают своих чадушек на милость доброго государства. А с такой наследственностью чего можно ожидать? Только пополнения армии преступников и прочих асоциальных элементов!
Но сейчас ей даже стало стыдно за свои мысли. Дети как дети, разве что немного худые и бледные, некоторые зачем-то острижены наголо и одеты как-то несуразно… Но разве они виноваты?
– А сейчас всем будут подарки! – объявила Катя, водружая коробку на шаткий низенький столик.
Дети бросились к игрушкам, расталкивая друг друга.
– Тише, тише, всем хватит! Всем хватит! – пыталась их урезонить воспитательница, но где там! Вот уже голубоглазая девчушка со смешными короткими косичками прижимает к груди куклу, рыжий мальчуган тащит плюшевого мишку, две девочки не могут поделить пестрого клоуна…
Только один мальчик по-прежнему тихо сидел в стороне и, кажется, не замечал происходящего. Кире даже жалко его стало. Несправедливо ведь, если ему одному ничего не достанется… Она вынула из коробки симпатичную собачку с высунутым розовым язычком и подошла к малышу.
– Вот, возьми, это тебе!
Ребенок продолжал сидеть в той же позе, словно не замечая ее. Кира присела перед ним на корточки, заглянула в лицо – да так и ахнула. Мальчик выглядел словно маленький ангел, какой-то нелепой случайностью брошенный в убогую приютскую обстановку. Даже байковая застиранная пижама казалась одеянием юного инфанта с картины средневекового художника. Бледное личико с тонкими аристократическими чертами светилось особенной, одухотворенной красотой… Пугали только глаза – отрешенные, совершенно взрослые, словно мальчик уже все на свете видел, все знает и не ждет ничего хорошего от этого мира, в котором почему-то оказался.
– Держи! Смотри, какая красивая! Ав-ав!
В огромных прозрачно-голубых глазах малыша промелькнуло выражение интереса, словно сейчас он только что заметил какую-то незнакомую тетю. Маленькая рука нерешительно потянулась к игрушке… Кира на секунду встретилась с ним взглядом – и тут же невольно отпрянула. Ее словно холодом обдало. В глазах ребенка было такое неизбывное безнадежное одиночество и пустота, что у нее даже голова закружилась. На миг она ощутила странное чувство – не то полета, не то падения в бездну, бесконечно растянутое во времени…
Кира уезжала тихая, задумчивая, находясь под впечатлением от увиденного. Нина Петровна вышла проводить их с Катей к машине.
– Спасибо вам большое, дай Бог здоровья! Приезжайте еще, да почаще! Прямо и не знаю, что бы без вас делали… Больше-то к нам почти никто и не приезжает! У Саши Стрельникова мать непутевая когда-никогда выберется, так он весь год ее ждет, да у Лены Калининой бабушка старенькая.
Кира слушала ее болтовню вполуха и думала о своем. Перед глазами стояло детское личико… Наконец уже перед тем, как сесть в машину, она решилась спросить:
– У вас тут мальчик есть, беленький такой, тихий, все молчит… Красивый очень. У него тоже кто-нибудь есть?
Нина Петровна поджала губы.
– Ванечка? Нет, он-то как раз сирота… Его мамашка малолетняя что учудила! С балкона прыгнула, да еще с дитем на руках. Ну, сама-то разбилась, конечно, а мальчик в пододеяльник угодил. Соседка снизу белье сушить повесила, он туда и упал. Хорошенький мальчишечка. Жалко его…
– Почему? Он чем-то болен? – удивилась Кира.
– Да как сказать… на голову он больной! Сами видите – говорить не умеет, с другими детьми не играет никогда, сидит как пень целыми днями. Скоро комиссия будет, и прямая ему дорога в интернат… Для таких, как он. В дурку, короче.
Кира так и ахнула. Детский дом, конечно, не курорт, но психиатрический интернат наверняка еще более неприятное место!
А Нина Петровна помолчала и с горечью добавила:
– Вот такие у нас детки. Ну, счастливо добраться, не забывайте нас!
Снова заскрипели железные ворота. Катя помахала рукой на прощание, и машина выехала на шоссе. Всю дорогу до Москвы Кира сосредоточенно молчала. Катя скоро задремала, и Кира даже рада была возможности побыть наедине со своими мыслями.
Прожив на свете сорок с лишним лет, она никогда не задумывалась о том, что где-то совсем рядом есть дети, которые живут вот так – в нищенской приютской обстановке, без родительской любви, под присмотром замотанных, равнодушных или даже грубоватых нянек и воспитательниц, не нужные никому на свете… Сейчас это казалось ужасно несправедливым, неправильным!
Домой она вернулась поздно. Динка исполнила ритуальный танец вокруг нее, всем своим существом от носа до хвоста выражая радость оттого, что хозяйка наконец-то вернулась домой – живая и невредимая.
Игорь курил на кухне, прихлебывая черный кофе из любимой чашки с видами Парижа. Кира вспомнила, что ее они привезли из той поездки, когда были так счастливы и беззаботны вдвоем… Наверное, в первый раз за всю жизнь – и, скорее всего, в последний.
