После еще нескольких рискованных маневров в районе южной части Центрального парка Джаз выбралась к его восточной стороне и направилась на север, к Центральной манхэттенской больнице. Было десять пятнадцать, когда она въехала в гигантский гараж больничного комплекса. Еще одним преимуществом ночной смены было большое количество парковочных мест на втором этаже возле входа в больницу. Сунув блэкберри в левый карман, Джаз по пешеходному мостику прошла в больницу.
Как и планировалось, она оказалась там чуть-чуть пораньше и сразу поднялась на свой шестой этаж. На этом этаже размещалась общая хирургия, и здесь всегда было оживленно. Благополучно пристроив верхнюю одежду, Джаз присела к одному из компьютерных терминалов и мимоходом набрала имя — «Дарлин Морган». Старшая вечерней смены, стараясь побыстрее закончить дела, чтобы уйти домой, не обращала на нее никакого внимания.
Джаз с радостью узнала, что Дарлин Морган находилась в 629-й палате, то есть на том этаже, где работала Джаз, что намного облегчало выполнение задания. Во время положенных ей перерывов бродить по этажам не возбранялось, что она и делала при выполнении предыдущих заданий, соблюдая осторожность из опасения привлечь к себе ненужное внимание.
Воспользовавшись лифтом, она спустилась на первый этаж и прошла в отделение экстренной помощи. Там, как всегда, было столпотворение. Старики с переломами, матери с плачущими детьми, получившими различные травмы. Джаз увидела тот самый хаос, на который и рассчитывала. Никому не было дела до того, что она зашла в комнату, где хранились парентеральные и интравенозные препараты. Конечно, Джаз предусмотрительно убедилась, что никто за ней не наблюдает. Это происходило инстинктивно. Удостоверившись в том, что никто на нее не смотрит, она открыла коробку с ампулами концентрированного калия, вытащила оттуда две штуки и сунула в карман. Как говорил мистер Боб, в вечно оживленной «неотложке» их никто никогда не хватится.
Выполнив первую часть задания, Джаз вернулась наверх, ожидая передачу смены. Больше из любопытства, чем по какой-либо другой причине, она заглянула в медицинскую карту Дарлин Морган — посмотреть, не было ли там чего-нибудь такого, что хоть как-то объясняло бы данный выбор. Разумеется, ей было безразлично, увидит она там что-нибудь или нет.
— Мамочка, я хочу, чтобы ты сегодня поехала домой, — скулил Стивен.
Дарлин Морган потрепала своего восьмилетнего сынишку по голове и с тревогой посмотрела на мужа. Стивен казался старше своего возраста и мог вести себя довольно рассудительно, совсем как взрослый, но сегодня был не тот случай. Он искренне переживал разлуку с матерью и не хотел отпускать ее руку. Дарлин была удивлена, когда увидела Пола с малышом: согласно правилам больницы, посетителям должно быть не меньше двенадцати лет, а Стивен хоть и был рослым, но не выглядел на двенадцать. Пол сказал, что Стивен так просился пойти с ним, что он решил рискнуть, надеясь, что медперсонал посмотрит на это сквозь пальцы.
Поначалу, увидев сына, Дарлин обрадовалась, но теперь беспокоилась, что все может закончиться истерикой, если муж не придумает, как правильно себя повести в данной ситуации. Но Пол был очень расстроен. С некоторым трудом высвободив руку, Дарлин обняла Стивена за талию и легонько притянула к кровати.
— Стивен, — ласково сказала она, — ты же помнишь, о чем мы с тобой вчера говорили — мне нужно было лечь на операцию.
— Зачем?
Дарлин взглянула на Пола, который закатил глаза. Они оба знали, что Стивена это событие сильно испугало, и страх по-прежнему не отпускал его. В выходные Дарлин постаралась все ему объяснить, но, судя по всему, происходящее не укладывалось у него в голове.
— Мне нужно вылечить свою коленку, — продолжала Дарлин.
— Почему?
— Ты помнишь, что со мной случилось прошлым летом, когда я играла в теннис? Так вот, тогда я порвала связки. И мне пришлось обратиться к доктору за помощью. Теперь мне нужно на ночь остаться здесь, а завтра вечером я уже буду дома. Хорошо?
Стивен теребил кончик простыни, стараясь не смотреть матери в глаза.
— Стивен, тебе уже давно пора спать. Поезжай с папой домой, а потом, когда проснешься, уже настанет день моего возвращения.
— Хочу, чтобы ты вернулась домой сегодня.
— Я понимаю, — сказала Дарлин. Наклонившись, она обняла сына. Потом, слегка поморщившись, она тихонько застонала — ей пришлось пошевелить больной ногой чуть сильнее, чем рассчитывала. Нога была частично обездвижена механическим аппаратом.
Подойдя к сыну, Пол положил руки ему на плечи и немного отвел в сторону. Стивен не противился. Он слышал материнский стон.
— Ты нормально себя чувствуешь? — спросил Пол жену.
— Да, — с усилием ответила Дарлин. Она немного изменила свое положение в кровати. — Мне просто не надо шевелить ногой. — Закрыв глаза, она несколько раз глубоко вздохнула, и боль стала отступать.
— Ну и агрегат! — заметил Пол, кивнув в сторону аппарата. — Мы должны признать: нам здорово повезло, что мы попали сюда этой осенью. Иначе лечение нас разорило бы.
— Уж не хочешь ли ты сказать, что мне не следовало ложиться на операцию?
— Нет-нет, что ты! Я просто думаю, что прежняя страховка не покрыла бы все расходы. Ты же помнишь эти сложные расчеты, когда мы пытались подать иск о возмещении? Так что я рад, что нынешняя страховка все покрывает.
Небольшой эпизод, когда его матери вдруг стало больно, похоже, произвел на Стивена сильное впечатление. Он так испугался, что поверил в то, что ей действительно следует остаться в больнице. И когда Пол спустя несколько минут повторил, что им пора идти, он сразу подчинился.
Неожиданно Дарлин ощутила жуткое одиночество. Днем в коридоре постоянно слышалась какая-то деятельность, но теперь там воцарилась тишина. Никто не сновал мимо ее открытой двери. Она не догадывалась, что у всех дежуривших медсестер и санитарок происходила передача смены. Единственным долетавшим до нее звуком было едва уловимое попискивание кардиомонитора, стоявшего где-то в коридоре.
Глаза Дарлин блуждали по палате, разглядывая нехитрую больничную мебель, принесенные Полом свежие цветы на столике, зеленоватую краску на стенах и репродукцию Моне в рамке. Содрогнувшись от мысли о бесконечной борьбе между жизнью и смертью, свидетелями которой являлись эти стены, она постаралась тут же выбросить ее из головы. Однако это оказалось непросто. Она не любила больницы, и за исключением родов ей никогда не доводилось лечиться. А во время родов все было по-другому. Тогда палату заполняло счастливое ожидание. Теперь же все казалось зловещим.
Повернув голову и посмотрев вверх, она увидела, как из бутылочки капельницы капли беззвучно попадали в расширенную часть трубочки. Этот процесс словно гипнотизировал, и через несколько минут она с трудом отвела глаза в сторону. Ее несколько успокаивало наличие подсоединенного к трубочке капельницы маленького приспособления с морфием — это означало, что в допустимой мере она при необходимости может им воспользоваться. До сих пор она прибегла к этому лишь дважды.
