— И за моей спиной ты обделывал свои темные делишки, Егор. Левые деньги, подделанные подписи, черный нал. Ты собирался утопить меня, партнер.
— Я хотел просто подстраховаться, на случай, если ты наконец все узнаешь и от тебя придется как-то избавляться. Тебя бы посадили, лет на десять, а я бы тем временем решил все свои проблемы.
— А почему не нож под ребро? Это же проверенный способ. И очень радикальный, — тихо спросил Серебряный.
— Я не хотел тебя убивать. Я хотел лишь обезопасить себя, но ты оказался хитрее. Ты первым нанес удар, убил мою жену и мою маму.
— Я не убивал…
— …И теперь я буду мстить. Сначала ты увидишь, как заживо сгорит твоя женщина, а потом можешь жить дальше… если захочешь…
* * *
Лика не знала, как это случилось. Она всегда считала, что лучше Егора никого нет и быть не может. Она была счастлива с мужем. Пока он не познакомил ее со своими друзьями.
Стриж. Ему так шло это прозвище, Он был стремительный, как ветер, и веселый, и очень красивый. А еще он смотрел на нее так, что сердце замирало и не хотело биться дальше. Даже когда на нее смотрел муж, с ее глупым сердцем не происходило ничего подобного.
Тогда, во время их первой встречи, она по-настоящему испугалась: и за себя, и за Егора, и за Стрижа…
Три года ничего не происходило. Нет, происходило многое: когда она видела Стрижа, ей даже дышать становилось больно. Такую же боль и безысходность она видела на дне его глаз. Она знала цену его веселости, а он знал цену ее невозмутимости. И только Егор ничего не знал…
Это случилось в конце мая. Был какой-то благотворительный вечер. Один из тех, на которых заключаются очень важные сделки, на которых присутствие жен необязательно и даже нежелательно. Зачем Егор потащил ее на этот вечер? Она не хотела, у нее болела голова, и не было настроения, а он почему-то настаивал. Она не смогла отказать.
Вечер был нудным. Егор и Серебряный с головой ушли в свои бизнес-игры, а она откровенно скучала в обществе таких же оставленных «на секундочку» жен. Ей хотелось домой, а Егор никак не мог оторваться от разговора с двумя немцами, похожими друг на друга, как братья-близнецы: одинаковые костюмы, одинаковые упитанные животы, переваливающиеся через ремни брюк, одинаковые блестящие, точно отполированные лысины, одинаковые безупречно белые вставные зубы. Наконец муж посмотрел в ее сторону, помахал рукой — я скоро, милая. Она послушно прождала еще час, а потом не выдержала, подошла к нему сама, ослепительно улыбнулась немцам:
— Дорогой, у меня страшно болит голова. Я поеду домой. Хорошо?
— Как? — Егор выглядел растерянным. — Машина будет только через час.
— Это не проблема, я вызову такси.
— Такси исключается. Подожди секундочку. — Муж о чем-то быстро заговорил с немцами. Братья-близнецы сочувственно закивали лысыми головами.
— Пойдем, дорогая. — Он взял ее под руку. — Сейчас я передам тебя в надежные руки.
Егор вел ее к Стрижу… Он думал, что у Стрижа надежные руки… Он считал, что если Стриж никогда, ни при каких обстоятельствах не пьет, то можно со спокойным сердцем доверить ему свою жену…
Неожиданно ей стало страшно. Так страшно, что вспотели ладони. Лика украдкой вытерла их о платье, почти умоляюще посмотрела на Стрижа — откажись, скажи, что у тебя неотложные дела…
Он не отказался, он согласился, легко и слишком поспешно. Он принял решение за них обоих…
…У него были нетерпеливые руки, и губы, и глаза, и дыхание… Даже с ней он не изменил своей стремительности. Наверное, просто решил взять всю ответственность на себя, не оставил ей шанса к отступлению. Он — коварный соблазнитель. Она — беспомощная жертва. Она была благодарна. Сама бы она никогда не решилась. И никогда не узнала бы, каково это, задыхаться от любви. Не узнала бы, что это такое, любовь Стрижа.
Если бы не горечь вины, они оказались бы самыми счастливыми людьми на земле. Если бы им не приходилось скрывать свои чувства…
Беременность стала для нее настоящим потрясением. После пяти лет бесплодного брака она считала, что не может иметь детей.
— Лика, надо что-то делать, — сказал Стриж, после того как десять минут кружил ее на руках.
— Что? — трусливо спросила она. Она всегда оставляла выбор за ним, трусиха.
— Я хочу сам растить своего ребенка. — Стриж был серьезен.
Теперь она знала, что он может быть очень серьезным, что искрящаяся жизнерадостность — только одна часть его натуры. Была и другая — серьезная и даже мрачная. В этом дружном трио у каждого была своя темная сторона: и у Егора, и у Серебряного, и у Стрижа. Лика подозревала, что именно эта тьма их и объединяет больше всего. Егор никогда не рассказывал о своем прошлом — сирота, детдомовец. Стриж о прошлом тоже предпочитал молчать — сирота, детдомовец. И у Серебряного не было родных. Может, корни в их сиротстве? Может, поэтому в каждом из этой тройки чувствовалось двойное дно? Она не хотела об этом спрашивать и думать, трусиха. Она боялась добраться до потайного дна и узнать что-нибудь такое, после чего будет невозможно смотреть на них прежними глазами, после чего вообще будет страшно на них смотреть. Достаточно того, что она что-то чувствует. Беспочвенных догадок вполне достаточно. Она трусиха, слабая женщина.
— Лика, мы должны поговорить с Егором и все ему рассказать. Я устал от этой лжи. В конце концов, люди разводятся, женятся по новой — это жизнь. Хочешь, я сам с ним поговорю?
— Нет.
— Почему? Ты чего-то боишься?
Лика отрицательно покачала головой. На самом деле она боялась. Очень боялась той самой темной стороны, которая жила в ее мужчинах. Если эта тьма вырвется на свободу, может случиться непоправимое.
— Я не боюсь, — сказала она. — Просто дай мне время собраться с духом.
— Дальше будет еще больнее. — Он нежно погладил ее по плоскому пока еще животу.
— Я знаю, — она накрыла его ладонь своей. — Дай мне месяц.
Он согласился с неохотой:
— Ровно месяц, а потом я все ему расскажу. Так и знай, Лика. Я такой коварный и нетерпеливый!
— Тебе не придется демонстрировать свое коварство. Я все решу сама.
— Какая ты у меня самостоятельная девочка!
— Да, я такая…
Она так и не смогла ничего рассказать мужу. Каким-то шестым чувством Егор сам догадался о ее беременности и понял все по-своему. Она давно не видела мужа таким счастливым.
Он завалил ее подарками. Он накупил кучу вещей еще не рожденному ребенку. Он строил планы на будущее…
Как она могла рассказать правду, нанести удар в тот самый момент, когда он максимально уязвим? Она дала себе новый срок — неделя.
Через неделю Егор срочно улетел в Германию, на целый месяц.
