Лысая рука раскрыла ладонь, вовсе заслонившую
обзор.
– Это что за тряпка? – раздалось бормотание, и
в следующую секунду Якова Михайловича дернули за рукав.
Ну, пеняй на себя.
Он ухватил дурня за запястье, резко
выпрямился.
Увидев, как из земли поднимается черный
человек, старый извращенец выпучил глаза. Потом закатил их кверху и мягко
повалился.
В самом деле, как баба. В обморок бухнулся.
Яков Михайлович наклонился над недвижным
телом, соображая.
Переломить шейный позвонок, да сунуть труп вон
в ту большую кучу земли. День кончается, раньше завтрашнего утра ее не разроют,
утром же мы будем далеко, на полпути к Иерусалиму.
А вдруг все-таки разроют? Вон у них на башне
гелиограф установлен. Дадут сигнал на заставу.
Зачем рисковать?
Яков Михайлович попрыгал, стряхивая налипшие
комья. Аккуратно подобрал их, ссыпал обратно в фуру. Потом восстановил
очертания земляного конуса, пригладил ладонями. Большим скачком, без разбега,
сиганул на газон, чтоб не оставить в пыли следов.
Оглянулся.
Содомит по-прежнему лежал кулем.
Ладно, пускай живет.
Что он скажет? Что из-под земли вылез черный
человек, а потом бесследно исчез? Да кто ему поверит? Он и сам себе не поверит.
Решит, что на солнце перегрелся.
Яков Михайлович подтянул шальвары и
пружинистой, мускулистой побежкой затрусил по дороге вдогонку за садящимся
солнцем.
Для ритмичности дыхания приговаривал:
– Ать-два, ать-два, что-за-сад, что-за-сад,
ать-два, ать-два, что-за-сад, что-за-сад...
Глотнул ртом вместо воздуха горячей пыли,
заплевался.
Ох, треклятая сторонка.
Ничего, завтра вечером, похоже, конец.
Глава 14 - Этюд Бердичевского
Старый знакомый
«Дсс Долинин; чл.Совета Мин. вн. дел» – вот
что было написано неровным, трудночитаемым почерком в графе «посетитель».
– Действительный статский советник Долинин? –
пробормотал Матвей Бердичевский, ероша свою золотисто-красноватую шевелюру. –
Долинин?!
– Так точно, – подтвердил надзиратель. – Их
превосходительство был у нас с инспекцией. Удостоил беседой. Говорил, что
надобно тюрьмы разделить: для подследственных одну, для закоренелых
преступников другую, для мелких нарушителей третью. Составом арестантов изволил
интересоваться. Ну, я ему и расскажи про жандармского офицера, грозу разбойников
и нигилистов. Мол, вот до чего доводит невоздержанность в привычках. Их
превосходительство пожелал самолично взглянуть. Изволил разговаривать с
господином Рацевичем, не менее часа.
Не надо больше никаких версий, со всей
определенностью понял Бердичевский. Всё сходится, одно к одному, хоть еще не
вполне ясно, каким именно образом.
Покинув тюрьму, долго шагал по улицам, не видя
ничего вокруг. Сумбур постепенно прояснялся, факты выстраивались в стройную
цепочку.
Помедленней, помедленней, то и дело одергивал
себя прокурор. Без скороспелых умозаключений, одну голую последовательность
событий.
Голая последовательность выходила такая.
Полгода назад несостоятельного должника
Рацевича навещает «очень значительное лицо» – судя по всему, без
предварительного намерения, случайно. Или не вполне случайно? Нет-нет,
предположения оставим на после.
Чиновного инспектора и реформатора
следственно-дознательной системы чем-то заинтересовал изгой с навыками
волкодава. Чем именно? Может быть, Долинин тоже мужеложец? Однако вряд ли узник
сразу же стал бы признаваться важному петербургскому чиновнику в своих
пристрастиях. Маловероятно. Даже совсем невероятно.
Но факт несомненен: заинтересовал.
Настолько, что три дня спустя из «Русского
торгово-промышленного и коммерческого банка», главная контора которого, между
прочим, находится в Санкт-Петербурге, поступает сумма, покрывающаявсю сумму
долга. Рацевич выходит на свободу и вскоре исчезает из Житомира – навсегда.
Вопросы: зачем Долинин это сделал и откуда у
него столько денег? Пелагия рассказывала, что он не из аристократов, выбился
наверх за счет таланта. Раз так, большому богатству взяться у него неоткуда.
Факты, только факты, вновь напомнил себе
Бердичевский.
Хорошо-с. Пять месяцев после освобождения
Рацевича – пробел. О местопребывании и занятиях лихого жандарма в этот период
мы ничего не знаем. Но известно, что вечером 1 апреля он оказывается на
пароходе «Севрюга» и убивает крестьянина Шелухина, приняв его за «пророка»
Мануйлу.
В ту же ночь на пароход является Долинин, по
совпадению оказавшийся в ближайшем уездном городе с очередной инспекцией.
Примечательное совпадение, особенно если вспомнить житомирское рандеву в
тюрьме.
Действительный статский советник самолично
возглавляет дознание, убийца же таинственным образом с корабля исчезает. А кто,
спрашивается, руководил поисками? Он же, Долинин. Матвей Бенционович вспомнил
рассказ Пелагии: в каюту мнимого господина Остролыженского следователь
наведался сам, после чего сообщил, что она пуста, велел выставить перед дверью
караул, не входить и никого не пускать. Уж не сидел ли житомирский знакомец
хитроумного следователя внутри? И очень просто. А потом Долинин его потихоньку
выпустил на берег – при смене караула или еще как-нибудь. Для начальника
расследования, которому все подчиняются и все доверяют, дело нетрудное.
Что было дальше?
Большой человек из Петербурга непременно
пожелал лично отправиться в отдаленную деревню, сопровождая труп какого-то
проходимца. Как странно! То есть тогда сестре Пелагии и всем прочим участникам
дознания показалось, что следователь соскучился на бюрократической работе, да и
вообще, будучи человеком добросовестным, привык любое дело доводить до конца. А
между тем следом за экспедицией отправился убийца, связанный с Долининым некими
непонятными узами. Не исключено, что, пока плыли на барже, Рацевич прятался
прямо там же, в трюме. Потом двигался своим ходом через лес, всё время держась
поблизости. Когда Пелагия по случайности наткнулась на соглядатая, Долинин
заморочил ей голову разговором о нечистой силе, и так ловко это проделал, что
многоумная монахиня ничего не заподозрила.
Дальше самое существенное.
