Темнота уже не казалась ей кромешной. Сарай
был сколочен хлипко, со щелями – специально, чтоб яблоки дышали, – и меж досок
проникал лунный свет.
Первое, что разглядела Пелагия, – два
блестящих глаза, причем блестящих по-разному, однако не поймешь, какой из них
настоящий, а какой фальшивый.
– Столько за тобой бегаю, что жалко сразу
прикончить, – сказал ужасный человек. – Поживи еще минутку, ладно? Только
уговор: если пискнешь, тут тебе и гроб с кисточками.
– Нам не положено, – сдавленно, сквозь ладонь,
ответила монашка.
– Что не положено? – Стеклянный Глаз отнял
руку.
– Гроб с кистями. Черницам нельзя, – пояснила
она, думая только об одном: говорить что угодно, любую чушь – только бы на
минутку, на две отсрочить неминуемое.
Не для того чтобы спастись – как же тут
спасешься? Чтобы подготовить душу к великому таинству, мысленно произнести
слова последней молитвы.
– Шутишь. Молодчина, – одобрил убийца. – И
мозги у тебя резвые. Были бы потусклее, прожила бы дольше. Видала штуковину?
Он вынул из кармана какой-то предмет, странно
запрыгавший у него в руке. Пелагия присмотрелась – гирька на пружине.
– Мое изобретение, – похвалился Стеклянный
Глаз. – Бьет на добрую сажень, и преточно.
Он совсем чуть-чуть двинул кистью, пружина
распрямилась, в воздухе свистнуло, и на полке вдребезги разлетелся глиняный
кувшин, должно быть используемый садовником для питья, гиря же вернулась в руку
к метателю.
– Как же ты из пещеры выбралась? Пройдошистая
фря, ничего не скажешь. И подметку срисовала. Вот я тебя на подметку и поймал,
как пескаря на удочку.
Он тихо, торжествующе засмеялся.
Страшнее всего было то, что сестра не видела
его лица, а с прошлого раза толком не запомнила.
Вот она какая, смерть, содрогнулась Пелагия.
Безликая, тихонько подсмеивающаяся.
– Откуда... откуда вы узнали, что я срисовала
подметку? – шепнула монашка. Он снова хохотнул:
– Вот любопытная... Скоро все узнаешь. Там. –
И показал пальцем в потолок.
– Где? – не поняла она. Он развеселился еще
пуще.
– «Где-где». На том свете. Там все земные
секреты раскрываются.
– За что вы хотите меня убить? – кротко
спросила инокиня. – В чем я перед вами провинилась?
– Не ты, а твои мозги, – постучал ее по лбу
легкомысленный убийца. – Вот я их сейчас и вышибу. Любопытно досмотреть, что за
блюдо такое – мозги фри.
Пелагия невольно покосилась на полку, где
лежали осколки кувшина. Поймав это движение, Стеклянный Глаз закис от смеха –
так, бывало, хихикали девочки у Пелагии на уроке, когда одной попадет в нос
щекотная, бессмысленная смешинка, да и перезаразит весь класс.
Монахиня судорожно прижала руки к груди.
Ладонь что-то кольнуло.
Спица! На шее у сестры, как обычно, висел
мешочек с вязанием. Казалось бы, какое оружие из вязальных спиц, но если другое
взять неоткуда? И ведь бывало уже, что два стальных стерженька выручали свою
хозяйку – в ситуациях не менее отчаянных, чем нынешняя.
Пелагия сдернула с шеи мешочек, обхватила его
покрепче.
– Что это у тебя, молитвенник? Ну нет,
молиться мы не будем, это скучно. Прощай, фря.
Он шагнул назад и для пущего размаха – а
может, для того, чтобы насладиться страхом жертвы, – описал гирей в воздухе
звенящий круг.
А второго круга Пелагия дожидаться не стала –
с истошным визгом ткнула спицами, прямо сквозь мешок, в единственный глаз
душегуба. В последний миг испугалась: а ну как неправильно запомнила, какой
глаз натуральный?
Однако, судя по дикому воплю, попала туда,
куда следовало.
Вопль перешел в стон. Убийца схватился руками
за лицо и тут же отдернул ладони.
Пелагия попятилась – очень уж жутко было
смотреть, как из человеческого лица, покачиваясь, свисает атласный мешок.
Кинулась к двери, дернула засов, но открыть не
смогла – недостало сил, проржавел.
Раненый сдернул и отшвырнул мешок, по щеке
потекла темная масса. Он подхватил ее горстью, стал засовывать обратно в
глазницу.
Пелагия зажмурилась.
– Сука! – зарычал ослепший. – Змея ядовитая!
Все равно убью!
Размахнулся – монахиня едва успела присесть.
Над головой с ужасающим свистом пронеслась гиря.
И началось метание в нешироком, три на три
сажени, пространстве.
Стеклянный Глаз размахивал рукой, нанося удары
то вправо, то влево. Гиря рассекала воздух, крушила пустые ящики на полках, с
хрустом била в стены, переломила пополам черенок садовых вил.
Монашка бросалась в один угол, в другой,
приседала. Один раз убийца, тоже присев, попытался зацепить ее по ногам, но
Пелагия успела подпрыгнуть.
Все это напоминало какую-то чудовищную игру в
салки или кошки-мышки.
А еще инокине некстати вспомнился Одиссей в
пещере у Полифема. «Яблоко лопнуло; выбрызнулглаз зашипевши. Дико завыл людоед,
застонала от воя пещера».
Циклоп выл и всхлипывал, издавал
нечленораздельные вопли, а запыхавшаяся от рывков и скачков Пелагия все
пробовала его вразумить:
– Угомонитесь! Вам врач нужен!
Но тем самым лишь выдавала свое местонахождение.
После каждого увещевания следовал удар, нацеленный точнее прочих.
Тогда монахиня села на корточки и затихла.
Стеклянный Глаз еще какое-то время пометался
по сараю, а потом понял, что его противница сменила тактику. Тоже замер,
прислушался.
Он стоял всего в двух шагах, и черница прижала
руку к левой груди – боялась, не выдаст ли стук сердца.
– Сдохнешь, все равно сдохнешь, – прошипел
слепой. – Я тебя без гири, голыми руками...
И в самом деле убрал свое оружие в карман,
растопырил лапищи и закружился вокруг собственной оси.
Дело было плохо. Сейчас догадается присесть, и
все – конец.
Пелагия сдернула с носа очки, швырнула их в
угол.
Хищно развернувшись, убийца кинулся на звук.
Тогда она подлетела к двери, навалилась всем
телом на засов – слава Богу, открылся.
