Вот и теперь Бердичевский начал деловито, с
уместной для серьезного разговора в узком кругу суховатостью, но не удержался в
аналитических рамках, сорвался в тон дифирамбический.
– И еще вот что, – сказал он, переведя взгляд
с Митрофания на Пелагию. – У меня, если позволите, воистину нет слов, чтобы
выразить все мое восхищение вашим присутствием духа и обстоятельностью, дорогая
сестра! После столь ужасного потрясения вы не впали в нервное расстройство, как
сделала бы любая особа слабого пола, да и девять из десяти мужчин! Вы произвели
самое настоящее, квалифицированнейшее дознание по свежим следам! И притом
совсем одна, без господина Долинина! Я полон преклонения перед вашей доблестью!
Смутившаяся от такого обилия восклицательных
знаков и в особенности от «преклонения» монахиня проговорила, как бы
оправдываясь:
– Как же было не разобраться, если девочка не
пришла коров выгонять? Нужно было найти, куда она подевалась. Вы недосказали,
что пятна-то?
Матвей Бенционович печально вздохнул и
ответил, совсем чуть-чуть бравируя научной терминологией:
– В лаборатории исследовали мешочек с грунтом,
собранным вами на том месте. Вам правильно показалось, это и в самом деле
кровь, что подтверждает реакция Ван-Деена на воздействие настойкой гваяковой
смолы. А серодиагностическое исследование по методе Уленгута выявило, что
кровь, увы, человеческая.
– Ах, беда какая! – вскричала монашка,
всплескивая руками. – Этого-то я и боялась! Убил бедняжку и спрятал в какой-нибудь
щели, да камнями засыпал! Это она из-за меня жизни лишилась. Что же теперь с ее
«бабаней» будет?
И залилась слезами, то есть на сей раз
поступила именно так, как полагается вышепомянутым особам слабого пола.
Митрофаний насупился – плохо выносил женские
слезы, особенно если они лились не попусту, а по основательной причине, как
сейчас.
– За старушкой я пошлю, пускай в нашу
богадельню поместят. Но каков злодей твой Волчий Хвост! Мало ему было тебя,
инокиню, губить, еще и ребенка истребил. Чем ему девочка-то помешала?
– Чтобы не рассказала в деревне, куда она
отвела монахиню, – пояснил прокурор, комкая в руке чистый платок – хотел
предложить Пелагии на предмет утирания влаги, но не осмеливался.
Сестра обошлась и собственным платочком.
Промокнула глаза, высморкалась. Спросила гнусавым голосом:
– А след что? Хорошо ль я его свела?
Обрадованный тем, что беседа возвращается в
неэмоциональное русло, Матвей Бенционович поспешно молвил:
– Мой эксперт говорит, что отпечаток сапога
срисован почти идеально. И как это вы не побоялись – одна, на месте
предполагаемого убийства!
– Еще как боялась. – Пелагия всхлипнула,
подавляя рыдание. – А что было делать? Как вернулась я от Чертова Камня в Строгановку
и узнала, что Дурка к выгону скотины не появлялась, мне плохо сделалось.
Кинулась к старосте, говорю: искать надо. Он людей не дает, мол, в работе все,
да и невелика потеря – Дурка какая-то. Пошла обратно к Чертову Камню одна, той
же дорогой. Страшно, конечно, было, но рассудила: что злодею там сидеть? Он
ведь уверен, что свое дело исполнил, меня в пещере запер. Прошла до самого
Камня, глядела по сторонам. А на обратном пути уже только вниз смотрела, под
ноги. Ну и нашла на тропинке, под обрывом, след на земле: полоса, будто
волочили что-то, темные пятна и отпечаток сапога. Деревенские сапог не носят,
только лапти. Я после специально справилась. На всю Строгановку есть одна пара,
у старосты. Он надевает на престольные праздники и когда в волость ездит. Но на
тех подошва совсем другая.
– Да, подошва необычная, – кивнул
Бердичевекий. – И это, позволю себе заметить, наша единственная зацепка. Шапка
с волчьим хвостом – не примета. Зытяки такие испокон века делают. Можно купить
и у нас в Заволжске на базаре, за пять рублей, А вот сапог – дело другое.
Подметка, если так можно выразиться, интересная, с узором из гвоздиков. Я
провел у себя в управлении совещание, с привлечением лучших полицейских
чиновников и следователей. Вот, извольте. – Он достал книжечку, зачитал. –
«Носок обрубленный, четырехугольный. Окован двадцатью четырьмя гвоздями в виде
трех ромбиков, рант десятимиллиметровый, подковка двойная. Каблук квадратный,
средневысокий. Вывод: работа не фабричная, а высококлассного мастера,
обладающего собственным почерком». Это хорошо, ибо делает поиск возможным, –
пояснил прокурор. – Плохо другое: у нас в губернии такого мастера нет. Что еще
можно, так сказать, вытянуть из отпечатка? По формуле де Парвиля,
установившего, что рост человека в 6,876 раза больше длины его ступни,
получаем, с четырех-пятимиллиметровой поправкой на обувь, что искомый субъект
имеет рост между 1,78 и 1,84 метра, то есть весьма высок.
– Сколько это по-нашему? – поморщился
преосвященный, неодобрительно относившийся к новомодной тенденции переводить
все с русских мер на метры. – Ладно, Бог с ними, с сантиметрами. Скажи-ка
лучше, Матюша, как ты все это понимаешь?
Версия у Бердичевского имелась, хоть и
довольно расплывчатая.
– Преступник (назову его, вслед за вашим
преосвященством, «Волчий Хвост») следовал за сестрой Пелагией от самого
Заволжска. От соблазна предположить, что Волчий Хвост и Стеклянный Глаз – одно
и то же лицо, пока, за нехваткой доказательств, воздержусь. Однако не вызывает
сомнений, что причину столь назойливого внимания злоумышленника к дорогой нам
особе следует усматривать не в чем ином, как в умерщвлении предполагаемого
пророка.
– Матвей, – попросил преосвященный, – ты
говори проще, ведь не в суде выступаешь.
Прокурор сбился, но не более чем на
пол-минутки.
– Вообще-то я уверен, что это именно
Стеклянный Глаз, – сказал он уже без важности, попросту. – Узнал каким-то
образом, что это Пелагия навела на него подозрение, и решил расквитаться. Если
так – то это человек психически ненормальный. Я, знаете ли, недавно прочитал
немецкое исследование на тему маниакально-обсессионной злопамятности. Все
сходится. Такие субъекты живут в постоянном ощущении всемирного заговора,
направленного персонально против них, постоянно выискивают виновников и иногда
мстят им самым жестоким образом. Это же надо – преследовать женщину несколько
сотен верст, чуть не до самого Урала! Через лес, перед этим по реке. Следом на
лодке, что ли, плыл? А способ убийства-то какой изуверский придумал! И девочку
не пожалел. Извините, но это явный маниак.
– Что ж он меня в лесу не убил? – спросила
Пелагия. – Проще простого было бы.
