– А скажи-ка, дед, ино в какую сторону ушел от
вас татарин? На закат, на восход, к северу ли, или, так-оно, к полуночи? –
спросил Долинин.
Пелагия тихонько встала и направилась к двери.
Причин тому было две. Первая – что Сергей
Сергеевич, кажется, понемногу осваивался с местной идиоматикой. А вторая
заключалась в самой двери, которая вела себя загадочным образом – то
приоткроется, то снова затворится, хотя сквозняка не было.
Выскользнув в темные сени, монахиня повертела
головой и заметила в углу, за сундуком, некую тень.
Подошла, присела на корточки.
– Не бойся, вылезай.
Из-за сундука высунулась растрепанная голова.
В темноте светились два широко раскрытых глаза.
– Ну, что спряталась? – ласково сказала
Пелагия дурочке. – Ты зачем подслушивала?
Девчонка выпрямилась во весь свой невеликий
рост, посмотрела на сидящую монахиню сверху вниз.
Да полно, дурочка ли она? – усомнилась
Пелагия, глядя маленькой дикарке в глаза.
– Ты хочешь о чем-то спросить? Или попросить?
Ты объясни – хоть знаками, хоть как. Я пойму. И никому не скажу.
Дурка ткнула пальцем сестре в грудь, где висел
медный валаамский крестик.
– Хочешь, чтоб я побожилась? – догадалась
Пелагия. – Христом-Богом тебе клянусь, что никому ничего не расскажу.
И приготовилась к нелегкому делу –
расшифровывать мычание и жестикуляцию убогой.
Из горницы донесся звук шагов – кто-то
направлялся к двери.
– К мельне приходи, – шепнула вдруг немая. И
юркнула мышонком из сеней на крыльцо.
В ту же самую секунду – ну может, в следующую
– дверь распахнулась, и показался Сергей Сергеевич.
Пелагия не успела стереть с лица ошеломление,
но следователь истолковал ее вскинутые кверху брови по-своему.
– Каков мерзавец, а? – зло сказал он. – Вот
вам весь секрет его бессмертия. Бережется, добрый пастырь, других вместо себя
подставляет. Понятно, почему пароходные «найденыши» не поехали тело пророка
сопровождать? Знали, мерзавцы, что никакой это не пророк, а подмена.
– И кричали-то они, когда убийство
обнаружилось, все больше про казну, – припомнила Пелагия. – Надо было мне еще
тогда внимание обратить.
– Подведем итоги? – предложил Долинин, когда
они вышли на крыльцо. – Картина получается следующая. Мануйла доверил везти
«казну» своему «меньшому брату» Петру Шелухину. Очевидно, предполагал, что за
деньгами может быть охота. Не захотел своей драгоценной персоной рисковать.
– А я думаю, что охота была не за казной, а за
самим Мануйлой.
– Основания? – быстро спросил следователь,
сощурившись на Пелагию.
После штуки, которую выкинула Дурка, монахиня
была в некоторой рассеянности и потому не вспомнила про данный зарок –
пустилась в дедукцию.
– Вы ведь сами рассказывали, что на пророка
уже было покушение. Разве в тот раз деньги похищали?
– Нет, не припомню такого.
– Вот видите. Дело в самом Мануйле. На
пароходе действовал никакой не «разинец», и убийство совершилось отнюдь не
случайно. Кому-то этот проходимец Мануйла очень крепко досадил.
– Кому?
Долинин хмурился все суровей, а Пелагии – что
скрывать – его напряженное внимание было лестно.
– Есть всего несколько вариантов. Во-первых...
– начала было она, но прикусила язык – вспомнила, наконец, про обещание. И
переполошилась. – Нет-нет! Не буду про это. Даже не уговаривайте! Зареклась я.
Вы умный, сами все сообразите.
Сергей Сергеевич усмехнулся:
– Работу рассудка запретить невозможно, тут
зарекайся, не зарекайся. Особенно столь острого рассудка, как ваш... Ладно,
если надумаете – изложите ваши «варианты» по дороге обратно. Больше нам тут
делать нечего. Пророк живехонек, так что газетам придется давать опровержение.
Какая реклама Мануйле! То его убили, то снова воскрес.
Он сплюнул с досады. То есть, не слюной,
конечно, потому что интеллигентный человек, а символически – сказал «тьфу!».
– Нечего рассусоливать, нынче же и поедем.
– На ночь глядя? – встревожилась Пелагия,
оглядывая освещенную луной Стрсгановку. В какой же стороне тут мельница?
– Ничего, не заблудимся. И так сколько времени
зря потрачено. Думал, государственное дело, а вышел фук.
Кажется, вон она где спряталась, углядела
монашка квадратное строение у речки и вроде бы даже услышала, как скрипит
мельничное колесо.
– Мне так уехать невозможно, – сказала сестра.
– Староста за священником в Старицу посылать не хочет. Говорит, лишних лошадей
нет, да и платить придется. Так что ж теперь, человека, как собаку, зарывать?
Отпеть я не отпою, не положено, но хоть молитву над могилой почитаю. Это мой
долг. А вы не расстраивайтесь, сударь. Было бы куда хуже, если б вы сюда не
приехали. Доложили бы начальству, что Мануйла убит, а потом обнаружилось бы,
что ничего подобного. Попали бы в неловкое положение.
– Так-то оно так, а все же... – проворчал
Сергей Сергеевич, кажется, не на шутку расстроенный неудачей экспедиции. Должно
быть, хотелось-таки честолюбивому реформатору покрасоваться перед газетчиками.
– Ладно. Схороните Шелухина завтра утром. Только, уж пожалуйста, пораньше. Черт,
как времени жалко!
Первый раз про петуха
Пожелав следователю доброй ночи и сказав, что
определится на ночлег сама, Пелагия поспешила к речке.
Прошла улицей, мимо плетней, из-за которых
тихо рычали небрехливые строгановские собаки, больше похожие на волков. За
околицей, на лугу, шум воды стал слышнее. Когда же до мельницы оставалось
совсем близко, от крепкого бревенчатого строения навстречу монахине двинулась
щуплая фигурка.
Девочка нетерпеливо подбежала к сестре,
схватила ее за руку цепкой, шершавой лапкой и спросила:
– Он живой? Живой?
– Кто? – удивилась Пелагия.
– Амануил.
– Ты хочешь сказать, Мануйла?
– Амануил, – повторила Дурка. – Яво Амануилом
звать.
– Откуда ты знаешь?
